Убить Зверстра

Странная штука — талант. Кому-то он дан как вечный порыв к творчеству, без осознания его, и тогда творения мастера, как и творения природы, просто понятны и прекрасны. Другой — созидает осознанно, вкладывая в труд не только безотчетные озарения, идеи, но и зародыш мысли. А свойство мысли в том и состоит, что она потом магически переходит от творения к зрителю, слушателю, читателю и уже в нем развивается до вполне определенных представлений, созревает к рождению. Осознанно творящий художник подобен Богу мерой вмешательства в души людей. Он лишь прикасается к ним, а они вибрируют, в спазмах зачатия впитывая его семя, и растят человека, вылезающего из мохнатых первобытных шкур.

Нет, — отмахнулась она, — о слишком вумных писать не будем.

Статья обретала очертания. Еще пара таких вечеров и у нее наберется достаточно материала, чтобы перевести его в слова и изложить на бумагу. Каждая скульптура получила свое толкование, каждая деталь на ней прочитана, как иероглифический знак. Она знает, как об этом рассказать читателю.

Ночь близилась к самому глухому часу, когда ни прежние, ни новые сутки не различались. Земля словно замерла, вернувшись в точку, из которой когда-то начала бесконечное вращение вокруг своей оси. Но вот, качнувшись, скрипнув на дальней звезде легким юзом, она вновь набрала скорость, завращалась и понеслась вокруг Солнца, играя материками и океанами, поочередно подставляя бока лучам светила. Тише стали стоны больных, глуше тиканье часов. Ветер больше не играл обледенелыми ветками, и они успокоились, перестали звенеть и петь под его порывами. Прекратили возню мыши, уснув в трещинах бетонных стен.

Дарья Петровна полностью вернулась в действительность. Теплая волна удовлетворения от работы над статьей вместе с теплом горячего чая согрела ее. Можно было ложиться спать.

Без спешки подводя последние итоги дня, с удовольствием вкушая его наполненность, незряшность, перечитав наброски новых стихов, она собрала бумаги, сложила их в стопку, затем разделась и, свернувшись клубочком, замерла под одеялом.

Уже проваливаясь в сон, почувствовала то ли тревогу, то ли угрызения совести о чем-то важном, но забытом, как будто она чего-то не сделала, кого-то подвела. Падающий в отдых мозг всплеснулся надеждой, что, видимо, беспокоят ее несрочные дела, и завтра о них можно вспомнить и довести до завершения. Но что ей надлежит довершить, она так и не поняла, не вспомнила.

Тишина и покой подняли ее на свои крылья, заколыхали, словно в зыбке, и унесли в мир сновидений.

9

Утро вначале приходит на небо. На самом донце космоса начинает оживать темнота, ворочать клубкообразными боками. Она светлеет, становится прозрачной, изменяет размытые очертания и краски от немонтно-беспросветной до звеняще-обнадеживающей. В какой-то момент игольчатые острия звезд, раньше находящиеся в омуте тьмы, а теперь вышедшие из ее безжизненного нутра, становятся яснее и резче. На экране небосвода появляются даже те, которые не должны улавливаться человеческим глазом. Но они, избавившись от примитивной, грубой контрастности ночи, если и не различаются каждая в отдельности, то, объединяясь несметной невидимой массой, несут к земле предощущение себя, предчувствие, угадывание. В этот миг в мире нет антиподов, потому что над ним есть лишь улыбка света, сеющаяся сквозь шифон темных мантий, и звезды, над ним простирается то, что вместе никогда больше не проявляется, словно не существует. А на земле живое погружено в самый крепкий, блаженный, почти священный сон — безгрешное состояние, очищающее души и разум, сообщающее отдохновение телу; неживое же отдается гармонии вечности, навсегда смирившись с нею, прекращая терзать живые души несоизмеримостью жизни и смерти.

Но этот миг короток, очень короток, как и все абсолютное. Кто может заметить и запечатлеть его? Влюбленные? О, нет! Им не до этого, они, глядя на небо, пытаются отыскать и прочитать страницу своей судьбы. Звездочеты? Возможно, им удается поймать ту меру просветленности, которая не прячет звезды, а четче проявляет их, но они спешат все сосчитать и измерить, и эта их сосредоточенность на магии чисел затмевает чудесный миг. Философы? Эти люди с холодным разумом, стремящиеся понять суть живого, явившегося из неживого, и облачить его в униформу догм, конечно, могут озадачиться светом, появляющимся за изнанкой космоса, очень похожим на тот, что существует в картине Айвазовского «Девятый вал». Но при этом стремятся тут же нагромоздить новые вопросы и вопросы, ответы на которые пустятся искать новые сонмища талантливых и бездарных мыслителей.

И только поэты, измученные неразделенной любовью, соединяющие в себе качества всех перечисленных чудаков, способны узреть миг, когда занимается заря, миг рождения утра из небесной утробы, понять его, перевоплотить в доступные образы и подарить людям. Именно в такие моменты писала свои лучшие стихи Ясенева. Совсем не имело значения, была ли то лунная ночь, или свет луны не подсвечивал снизу купол нависшей над землей бездонности — утро начиналось на небе одинаково.