Антонов нервно фыркнул, Маус с кривой усмешкой покачал головой.
— Слушай, дружище, — сказал он. — Болотный доктор, конечно, умеет творить чудеса. Но только не воскрешать из мертвых.
— С чего вы взяли, что он мертв? — парировал Бука. И продемонстрировал «лапу», на запястье которой по-прежнему мерцала красная точка.
— Он попал в гравиконцентрат. Это раз, — терпеливо, загибая пальцы, заговорил Маус. — Это значит, что он умер еще воздухе. Потом падение с высоты. Это два. Потом его грызла плоть. Это три…
Бука хмуро оглядел спутников. Потом встал и с натугой поднял тяжелое тело, взвалил его на плечо — и медленно зашагал прочь.
Маус с отвращением сплюнул, поднялся и догнал Буку:
— Давай помогу, надорвешься…
Путь на Болота предстоял неблизкий и довольно опасный, а если притом тащить с собой труп, то, ко всему прочему, тяжелый и глупый. Мало ли кто по пути встретится — объясняй каждому, зачем пришел в Зону со своим мертвецом. Это вроде как в Тулу со своим самоваром — только с чернобыльским оттенком.
Если идти отсюда к Болоту по прямой, никак не миновать северных окраин Свалки — мест где вполне можно повстречаться с бандитами. Брать южнее и переть через Свалку — еще глупее, можно нарваться на что-нибудь пострашнее бандитов. Если взять севернее, выйдешь к окраинам Мертвого города. Один вопрос — зачем?
Так и решили — идти по прямой. Тело тащили по двое, часто сменяясь и останавливаясь на привалы. Уже наступили сумерки, когда показалась дальняя окраина Свалки.
— Все, — сказал Бука. — Привал.
Маус по привычке осмотрел местность и выбрал позицию, удобную и для отдыха и, в случае чего, для стрельбы. Отдыхать рядом с мертвецом не слишком-то хотелось, но выбора не было: с Букой не хотелось спорить.
Все чувствовали себя совершенно разбитыми, и не только физически. Было прохладно и сыро, ночь предстояла не самая приятная, и оставалось надеяться, что маленький лагерь не посетит какая-нибудь скитающаяся по Зоне нечисть. Говорить не хотелось, все молчали, и каждый думал о своем. Кроме Буки: тот вырубился сразу, и это немного успокаивало: все-таки что-то человеческое в нем еще оставалось.
Антонов неподвижно смотрел на небо. Ему еще не приходилось смотреть в ночное небо внутри Периметра. И хотя астрономию он знал посредственно, но как специалист по Зоне был все же знаком с некоторыми астрономическими аномалиями. Но представшее сейчас зрелище стоило сотен сухих статей из специализированных научных журналов: в черном небе зависло сейчас сразу две луны, расположившихся не слишком далеко одна от другой. И это не был простой оптический эффект: даже невооруженным глазом было заметно, что рисунок кратеров и лунных морей разнится на двух дисках. Один был привычный, знакомый с детства. Другой тоже был знаком — еще по учебнику астрономии: это был вид обратной стороны луны. Причем оба диска находились в стадии полнолуния, и диск обратной стороны был едва ли не в два раза крупнее привычного ночного светила.
Но ученый думал не об этих небесных чудесах. Он думал о Буке. Именно он представлялся ему теперь главной загадкой, главной аномалией Зоны. И даже его невероятный проект расправы с Зоной путем перемещения во времени не казался невероятнее самого Буки. Потому что сама эта идея была лишь частью того образа, что рисовался сейчас в голове физиолога. Он не врал в разговоре со сталкером: он был готов на многое, лишь бы заполучить этого парня для более серьезных исследований. И в связи с этим в голову пришла простая, но довольно запоздалая мысль: он должен благодарить судьбу, давшую повод подольше находиться рядом с этим невероятным экземпляром. Не надо психовать и сетовать на судьбу: надо смотреть, запоминать, анализировать и делать выводы. Да, именно, — делать выводы…
Маус тоже думал о сегодняшнем откровении Буки. Правда, совсем в другом ракурсе. Его разрывали внутренние противоречия: нормальный человек боролся в нем со сталкером — ведь никому ж не придет в голову называть сталкера «нормальным». И сейчас две эти части натуры грызлись, как сварливые, ненавидящие друг друга супруги. Нормальный человек был бы рад стереть с лица Земли эту гнойную язву, эту заразу, распространяющую по планете свои миазмы в виде сомнительных артефактов и грозящую в итоге весь мир превратить в одну сплошную Зону.