— Если вы по поводу курсовой, я принимаю на кафедре. Расписание…
— Нет, доктор, я не ваш студент. Я по другому делу. — Молодой человек вошёл, стащил с плеч тяжёлый на вид рюкзак, осторожно поставил на пол. — Мне нужна научная консультация. Это очень важно. У вас есть пять минут?
— Допустим. — Шмидт посмотрел на часы.
Молодой человек сел.
— Извините, доктор, что не представляюсь. Вы скоро поймёте, почему. Я активист одной прогрессивной студенческой организации. Всё началось, когда мы пикетировали тот новый центр ядерной физики… вы, конечно, знаете эту историю?
— Да, — сказал доктор Шмидт, — но не только пикетировали, насколько я помню. Там камня на камне не осталось.
Активист напрягся.
— Хм, может, мы немного перегнули, но ведь невозможно терпеть, что эти привилегированные мрази выступают за атомную энергию, используют в своих приборах неразлагаемый пластик, а в их команде нет ни одного чёрного и ни одного транса. Вы осуждаете нашу тактику?
— Нет-нет, никоим образом. — Доктор Шмидт слегка повернулся в кресле так, чтобы скрыть за спиной пластиковый ноутбук. — Пожалуйста, продолжайте.
— В общем, когда мы прорвались к ускорителю, он ещё работал, и как-то так получилось, что моя голова попала под луч. Я ничего не почувствовал, только на секунду потемнело в глазах, а потом… — Активист замялся. — У меня появилась суперспособность. — Он выдохнул.
— Продолжайте, — повторил Шмидт с вежливой психотерапевтической интонацией.
— Смотрите сюда. — Молодой человек положил на стол раскрытую ладонь.
В комнате похолодало и повеяло свежестью. Доктор неуверенно моргнул. На ладони активиста лежал возникший ниоткуда прозрачный камешек.
— Это алмаз, — сказал активист. — Я могу создавать алмазы.
— Можно? — Шмидт осторожно взял камешек. Тот был довольно горячим. Доктор вынул стеклянную пластинку из набора для микроскопии и провёл по ней камнем. Пластинка легко разломилась. — Как вы это делаете? — он вернул алмаз.
— Оставьте себе. Хотите — исследуйте, хотите — продайте. Это происходит, когда я думаю о глобальном изменении климата. О том, что в атмосфере слишком много углекислого газа, что мы как сумасшедшие сжигаем ископаемое топливо… мной овладевает гнев, и… и тогда это просто происходит.
— Одну минуту. — Доктор вскочил, запер дверь, выключил кондиционер. Включил какие-то приборы. Направил на ладонь активиста камеру телефона. — Сделайте это ещё раз, пожалуйста.
— Нет проблем, доктор.
Снова похолодало и посвежело. Оконное стекло затуманилось. На ладони молодого человека снова лежал алмаз. По-прежнему спокойный Шмидт вгляделся в показания приборов.
— Температура понизилась на пять градусов, а концентрация СО2 в воздухе упала до нуля, — сообщил он. — Понятно. Ваша суперспособность — разлагать молекулы СО2. Кислород возвращается в воздух, углерод кристаллизуется в алмаз, а энергия для разложения заимствуется из внутренней энергии воздуха. Полный бред. Вопиющее нарушение второго начала термодинамики и всех законов химии. Я практически уверен, что это фокус, и я вас разоблачу при более тщательном исследовании, и… Чёрт возьми! — закричал доктор и хлопнул активиста по плечу так, что чуть не свалил со стула. — Да вы понимаете, что можете спасти мир?
Молодой человек расплылся в улыбке.
— Я так и думал, доктор! Так и думал про СО2! Спасибо, что подтвердили мои догадки. Берите, берите алмаз, мне не жалко!
Шмидт кинул оба камешка в мусорную корзину.
— Завтра они будут стоить дешевле грязи. — Он нахмурился: — Надеюсь, вы не пробовали это делать на открытом воздухе?
— Конечно, пробовал… Да не хватайтесь за сердце, доктор, всё нормально! Алмаз получается немного больше, но в общем похоже, что радиус действия ограничен. Я не могу очистить всю атмосферу разом.
— Я рад, — сказал Шмидт, — но всё равно такие опыты ставить нельзя. Вы же понимаете, что если полностью изъять углекислый газ из атмосферы, это будет катастрофа и гибель всей жизни на Земле? — (Активист поглядел недоверчиво, но промолчал). — Всё. Хватит самодеятельности. Я привлекаю свою команду, и мы начинаем изучать ваш феномен полноценно, согласно всем протоколам. И если выяснится, что вы не шарлатан…
— Нет, доктор. — Молодой человек помотал головой. — Спасибо, но никакой публичности.
— Почему?