Убить после смерти

Вечерело. В полном молчании шли они через центр к трамвайной остановке. Впереди как ни в чем ни бывало вприпрыжку бежала Рашья. Ксюша подавленно молчала. Анхель забегал то справа, то слева, стараясь заглянуть ей в лицо, но Ксюша сердитым движением головы отгоняла его прочь.

Внезапно она застыла, так что замешкавшийся спутник уткнулся в нее, едва не сбив.

— Что?

— Оленька, — во внезапном озарении пробормотала Ксюша.

— Да, неприятно такое узнать.

— Не о том я! — Ксюша отчего-то рассердилась. — Не сходится! Павел в ту последнюю ночь поехал к любовнице. Это я точно поняла. Но Оленька-то ночевала у меня. Понимаешь? А раз его любовницей была она, значит?..

Боясь потерять мысль, она требовательно поглядела на Анхеля.

— Значит, пригласила к себе и специально ушла, чтоб обеспечить алиби, — закончил за нее Анхель. — Но тогда кто?

— Голутвин! — объявила Ксюша. — В своё время Оленька мне намекала, что зацепила его, и вроде даже он из-за нее из семьи уходить собрался. Ну, насчет «уходить», понятно, врала по своему обыкновению. Но то, что крутила и была на содержании, — вполне возможно. Она ему и насчет кредита могла рассказать. — Но откуда она сама?…

— От Сапеги, конечно, — опережая недоуменный жест Анхеля, Ксюша отмахнулась. — Да всё они про кредит знали. Что Сапега, что Мазин. И что получил, и что обналичил. Это они на следствии врали, боялись, чтоб на них не подумали. А Сапега что сам знал, то и Оленьке сливал. А та, получается, — Голутвину. Дальше, думаю, просто. Назначила Павлу свидание, где вместо нее голутвинские его поджидали. Такой вот сексуальный вечерок у Пашки выдался.

Ксюша потерла лобик. — Вроде, на этом сходится. — Не слишком ли мудрёно? — усомнился Анхель. — Деньги-то, как мы знаем, лежали в директорском сейфе. Разве чужой смог бы незамеченным через охрану?…

— О! Тут и вовсе говорить не о чем! Охрана — одно название. Через забор в десятке мест перемахнуть можно. Особенно к ночи, когда заводоуправление пустое. — Но — мотив? — напомнил Анхель. — После уступки Павлом акций завод все равно переходил к Голутвину. Так зачем же у себя собственные деньги воровать?

— Да всё затем же! — сердясь на его непонятливость, вскрикнула Ксюша. — Они ж специально организовали, чтоб на Пашку подумали! На убитого кражу кредита списали и под этим предлогом всё у меня отобрали! Коттедж, таунхаус, машину, — ты подсчитай! За это и убили.

Ксюша снизу вверх заглянула в лицо спутнику.

— Возможно, и так, — кисло согласился он. — Но…

— Да, теперь не докажешь, — тяжко согласилась Ксюша. — Теперь уж никому и ничего не докажешь. Павла нет, и всем всё до звезды!

Она закрутила головой:

— А где Рашья?

Девочки нигде не было.

Анхель и Ксюша побежали в ближайший, Алтынный переулок. Тот самый, где стоял таунхаус, в котором Ксюша с мужем жили перед его гибелью.

Рашья стояла возле калитки их бывшего дома и беспомощно теребила незнакомый замок.

Ксюша повернулась к спутнику. — И что скажешь? — она облизнула пересохшие губы. — Про наш адрес тоже ты ей рассказывал?

— Называл. Алтынный переулок, дом…

— Да? И карту местности учил считывать? …Рашья, детка, прочти на табличке, какая это улица.

Малышка послушно подошла к указателю, старательно вгляделась в неведомые буквы. Беспомощно повела плечиками.

— Ну? — Ксюша требовательно обернулась к спутнику. — Что еще соврём?

— Я ж говорил, — у неё прозрения. Вроде как экстрасенсорный дар, — потерянно забормотал Анхель. — Может, с её помощью выясним относительно смерти Павла.

— Угу. По следу, что ли, ребенка пустим? Вроде поисковой собаки? Нечего сказать, хорош дядя. Пошли домой, трепло!

Ксюша почувствовала невиданную, необоримую усталость.

С Анхелем в ее жизнь пришла тайна — жуткая в своей непостижимости.

В доме она потрепала по щечке Рашью и, демонстративно игнорируя потерянного Анхеля, ушла к себе. Не раздеваясь, уселась тяжело на край кровати и охватила голову, пытаясь свести в цельную картинку калейдоскоп обрушившихся событий и впечатлений.

— Айвари! Айвари! — донесся из-за стенки плачущий детский голосок. Ксюша метнулась в проходную комнату. Из кухонки выбежал Анхель.

Малышка в ночной рубашонке сидела на скомканной простыне, сжав ручками виски.

— Иди ко мне, солнышко! — Ксюша протянула руки, и Рашья с радостью прижалась к ней потненьким тельцем. — Опять болит, — пожаловалась она подошедшему Анхелю. Горячо зашептала. — Мне страшно, дада. Эти люди! Они говорят, а я наперед знаю, что скажут. Будто я их давно знаю. И будто так было раньше! Я к маме хочу! — Кто такая Айвари? — шепнула Ксюша.

— Её мать, — слова сами сорвались с губ Анхеля. Глаза Ксюши округлились.

— Да, мать! — с отчаянием завравшегося подтвердил он. — И моя сестра. Приняла индуизм, получила индийское имя. Все так делают.

Ксюша понятия не имела, что и как делают в Индии. Но улавливать фальшь в голосе со времени гибели мужа не разучилась.