– …завтра переведем его в окружную тюрьму, – говорил мистер Тейт. – Я вовсе не хочу никаких неприятностей, но не могу поручиться, что их не будет…
– Не глупите, Гек, – сказал Аттикус. – Мы не где-нибудь, а в Мейкомбе.
– …говорю, мне просто неспокойно.
– Гек, мы для того и получили отсрочку, чтобы не надо было ни о чем беспокоиться, – сказал Аттикус. – Сегодня суббота. Суд, вероятно, состоится в понедельник. Неужели вы не можете подержать его здесь одну ночь? Навряд ли кто-нибудь в Мейкомбе поставит мне в вину, что я не отказываюсь от клиента, все знают – времена сейчас тяжелые.
Все вдруг развеселились, но сейчас же затихли, потому что мистер Линк Диз сказал:
– Из здешних-то никто ничего не затевает, меня беспокоит эта шатия из Старого Сарэма… А вы не можете добиться… как это называется, Гек?
– Передачи дела в другой округ, – подсказал мистер Тейт. – Сейчас от этого, кажется, толку не будет.
Аттикус что-то сказал, я не расслышала. Обернулась к Джиму, но он только отмахнулся – молчи, мол.
– …и потом, – продолжал Аттикус погромче, – вы ведь не боитесь этой публики, верно?
– …знаете, каковы они, когда налакаются.
– По воскресеньям они обычно не пьют, они полдня проводят в церкви, – сказал Аттикус.
– Ну, это случай особый, – сказал кто-то.
Они всё гудели и переговаривались, и наконец тетя сказала – если Джим не зажжет свет в гостиной, это будет позор для всей семьи. Но Джим не слышал.
– …не пойму, во-первых, чего вы за это взялись, Аттикус, – говорил мистер Линк Диз. – Вы на этом деле можете все потерять. Все как есть.
– Вы серьезно так думаете?
Когда Аттикус задает этот вопрос – берегись! «Ты серьезно думаешь сделать этот ход, Глазастик?» Хлоп, хлоп, хлоп – и на доске не остается ни одной моей шашки. «Ты серьезно так думаешь, сын? Тогда почитай-ка вот это». И целый вечер Джим мается, одолевая речи Генри В. Грейди[17].
– Послушайте, Линк, может быть, этот малый и сядет на электрический стул, но сначала все узнают правду, – ровным голосом сказал Аттикус. – А вы ее знаете.
Поднялся ропот. Аттикус шагнул назад к крыльцу, но все подступили ближе, и шум стал каким-то зловещим.
– Аттикус! – вдруг крикнул Джим. – Телефон звонит!
Все вздрогнули от неожиданности и отступили; этих людей мы видели каждый день: тут были лавочники, кое-кто из мейкомбских фермеров; тут были и доктор Рейнолдс и мистер Эйвери.
– Так ты подойди к телефону, – отозвался Аттикус.
Все засмеялись и разошлись. Аттикус вошел в гостиную, щелкнул выключателем и увидел, что Джим сидит у окна весь бледный, только кончик носа красный, потому что он был прижат к сетке.
– Что это вы тут сидите в темноте? – удивился Аттикус.
Джим смотрел, как он сел в кресло и взялся за вечернюю газету. Иногда мне кажется, Аттикус все самые важные события своей жизни обдумывает на досуге, укрывшись за страницами «Мобил реджистер», «Бирмингем ньюс» и «Монтгомери эдвертайзер».
Джим подошел к Аттикусу.
– Они приходили за тобой, да? Они хотели с тобой расправиться?
Аттикус опустил газету и поглядел на Джима.
– Чего это ты начитался? – спросил он. Потом прибавил добрым голосом: – Нет, сын, это наши друзья.
– Это не… не шайка? – Джим смотрел исподлобья.
Аттикус хотел сдержать улыбку, но не сумел.
– Нет, у нас в Мейкомбе не бывает разъяренной толпы и прочих глупостей. Я никогда не слыхал, чтобы у нас свирепствовали банды.
– Одно время ку-клукс-клан охотился на католиков.
– Я и про католиков в Мейкомбе никогда не слыхал, – сказал Аттикус. – Ты что-то путаешь. Давно уже, примерно в девятьсот двадцатом году, тут существовал ку-клукс-клан, но это была по преимуществу организация политическая. И никого они тогда не могли испугать. Как-то вечером заявились всей командой к дому мистера Сэма Ливи, но Сэм вышел на крыльцо и сказал – видно, плохи их дела, раз они пожаловали к нему в балахонах, которые из его же полотна и шили. До того их застыдил, что они ушли.
Семейство Ливи отвечало всем требованиям, которые предъявлялись в Мейкомбе к людям благородным: Ливи употребляли с пользой свой ум и способности, и уже пять поколений жили в нашем городе на одном и том же месте.
– Ку-клукс-клан умер и никогда не воскреснет, – сказал Аттикус.
Я пошла проводить Дилла, потом вернулась и из-за двери услышала, как Аттикус говорит тете:
– …наравне со всеми готов отдать дань уважения женщинам Юга, но отнюдь не жертвовать человеческой жизнью в угоду мифу, защищая их от опасности, которая им не грозит.
Голос у него был такой… я подумала – опять они ссорятся.
Я пошла искать Джима, он оказался у себя – лежал на кровати и о чем-то думал.
– Они поругались? – спросила я.
– Вроде того. Она все донимает его из-за Тома Робинсона. Она почти что сказала Аттикусу, что он позорит всю семью. Я… я боюсь, Глазастик.
– Чего боишься?
– Боюсь за Аттикуса. Вдруг с ним что-нибудь случится?
Я стала его расспрашивать, но Джим напустил на себя таинственность и только и отвечал – «отвяжись» да «не приставай».