Убить пересмешника

Когда Аттикус только начал работать адвокатом, его контора помещалась в самом здании суда, но через несколько лет он перебрался в здание городского банка, там было тише и спокойнее. Мы завернули за угол и увидели перед банком знакомую машину.

– Он здесь, – сказал Джим.

Но Аттикуса здесь не было. К его конторе вел длинный коридор. Будь за его дверью свет, мы бы увидели табличку с небольшими четкими буквами: АТТИКУС ФИНЧ, АДВОКАТ. Сейчас тут было темно.

Джим еще раз всмотрелся в темноту за стеклянной дверью банка. Нажал ручку двери. Заперто.

– Пройдем-ка по улице. Может, он зашел к мистеру Андервуду.

Мистер Андервуд не только выпускал газету «Мейкомб трибюн», он и жил в редакции. Вернее, над ней. О том, что происходит в суде и в тюрьме, он узнавал, просто-напросто глядя из окна второго этажа. Его дом стоял на северо-западном углу площади, идти к нему надо было мимо тюрьмы.

Тюрьма была самым почтенным и самым безобразным зданием во всем Мейкомбе. Аттикус говорил, такое мог бы придумать кузен Джошуа Сент-Клер. И правда – это было как в бреду. Все дома в городе простые и обыкновенные, с прямыми широкими фасадами и покатыми крышами, и вдруг ни с того ни с сего торчит крохотный готический храмик – одна камера в ширину, две в высоту, и все это дополняется контрфорсами и зубчатыми башенками. А оттого, что фасад тюрьмы был из красного кирпича и в окнах, какие бывают только в церкви, виднелись толстые стальные решетки, все это выглядело совсем уж неправдоподобно. И добро бы еще эта нелепость стояла на каком-нибудь одиноком холме, но она была втиснута между «Скобяными изделиями» Тиндела и редакцией «Мейкомб трибюн». Тюрьма у нас в Мейкомбе вызывала постоянные споры: хулители говорили – это точь-в-точь уборная времен королевы Виктории; а их противники уверяли, такое здание придает городу почтенный, благородный вид, и заезжему человеку нипочем не догадаться, что там внутри полно черномазых.

Мы шли по тротуару и вдруг увидели поодаль одинокий огонек.

– Странно, – сказал Джим, – у тюрьмы снаружи фонаря нет.

– Вроде это лампочка над дверью, – сказал Дилл.

Сквозь прутья решетки из окна второго этажа свисал длинный провод. В свете голой, без колпака, лампочки сидел у входа Аттикус. Он, видно, принес из своей конторы стул, приставил его к двери и теперь читал, не обращая никакого внимания на мотыльков и всякую ночную мошкару, которая вилась у него над головой.

Я хотела побежать, но Джим схватил меня за руку.

– Не ходи к нему, – сказал он, – еще рассердится. Он здесь – и все в порядке, пошли домой. Я только хотел посмотреть, где он.

Мы стали наискосок переходить площадь, и тут по Меридианскому шоссе медленно, одна за другой, подъехали четыре запыленные машины. Они обогнули площадь, миновали банк и остановились напротив тюрьмы.

Из машин никто не вышел. Аттикус поднял голову от газеты. Аккуратно ее сложил, опустил на колени и сдвинул шляпу на затылок. Похоже, он ждал, что они приедут.

– Пошли, – прошептал Джим.

Мы кинулись через площадь, потом по улице и спрятались за киоском. Джим осторожно выглянул.

– Можно еще поближе, – сказал он.

Мы побежали к магазину Тиндела – отсюда было совсем близко, нам все видно, а нас никто не заметит.

Приезжие по одному, по двое вылезали из машин. Сначала они были как тени, потом двинулись к тюрьме, и при свете стало видно, что все они большие, плотные. Аттикус не двинулся с места. Широкие спины заслонили его от нас.

– Он здесь, мистер Финч? – спросил кто-то.

– Здесь, – отозвался Аттикус. – Он спит, не разбудите его.

Много позже я поняла, как жутко и смешно это было при тех далеко не забавных обстоятельствах, но отца послушались: люди стали говорить вполголоса.

– Вы знаете, зачем мы пришли, – сказал кто-то другой. – Отойдите от двери, мистер Финч.

– Поезжайте домой, Уолтер, – вежливо сказал Аттикус. – Гек Тейт где-то поблизости.

– Черта с два! – сказал еще кто-то. – Гек со своими подручными рыщет по лесу, до утра оттуда не вылезет.

– Вот как? С чего бы это?

– А мы их отправили искать ветра в поле, – был исчерпывающий ответ. – Вы про это не думали, мистер Финч?

– Думал, но не верил. – Голос моего отца звучал все так же спокойно. – Что ж, это меняет дело, не так ли?

– Ну, ясно, – сказал еще чей-то бас. Говорившего было не разглядеть.

– Вы серьезно так думаете?

Второй раз за два дня я слышала от Аттикуса этот вопрос – значит, сейчас кому-то достанется на орехи. На это стоит поглядеть! Я вывернулась из-под руки Джима и во весь дух побежала к Аттикусу.

Джим вскрикнул и бросился за мной, но они с Диллом меня не догнали. Я протолкалась среди темных фигур, от которых шел тяжелый запах, и выбежала в круг света.

– Аттикус, привет!

Я думала – вот он обрадуется, – но лицо у него сделалось такое, что все мое веселье пропало. В глазах его мелькнул самый настоящий испуг, пропал было, но тут сквозь толпу пробрались Джим и Дилл – и он опять поглядел испуганно.