Убить пересмешника

– Не увлекайся этим представлением, Джереми, – сухо сказал Аттикус.

Джим насупился.

– Да я и не собираюсь…

Но я видела, озорная искорка у него в глазах погасла: пришлось отказаться от новой выдумки.

– Эх, – сказал он мне, – если б ты оглянулась, ты бы его увидела!

В полдень нас разбудила Кэлпурния. Аттикус сказал – нечего нам сегодня ходить в школу, все равно ничему не научимся, раз ночь не спали. А Кэлпурния сказала – надо хоть немного прибрать во дворе.

Шляпа мисс Моди просвечивала сквозь ледяную корку, точно муха в янтаре, а садовые ножницы пришлось выкапывать из кучи замерзшей глины. Мисс Моди мы нашли у нее на задворках, она стояла и смотрела на померзшие, обугленные азалии.

– Мы принесли ваши вещи, мисс Моди, – сказал Джим. – Нам так жалко…

Мисс Моди обернулась, и по ее лицу скользнула тень прежней улыбки.

– Я всегда хотела, чтоб дом у меня был поменьше, Джим Финч. Зато сад будет большой. Подумай, теперь у меня будет больше места для азалий!

– Вы разве не огорчены, мисс Моди? – удивилась я. Аттикус говорил, у нее, кроме этого дома, и нет ничего.

– Огорчена? Что ты, детка, да я этот старый хлев терпеть не могла. Сама сколько раз хотела его поджечь, да только тогда меня посадили бы в сумасшедший дом.

– Но…

– Не беспокойся обо мне, Джин-Луиза Финч. Есть на свете способы выйти из положения, которых ты еще не знаешь. Вот теперь я построю себе маленький домик, пущу парочку постояльцев и… ей-богу, у меня будет лучший сад во всем штате! Вот увидите, почище этих знаменитых Биллингрейских!

Мы с Джимом переглянулись.

– Как это случилось, мисс Моди? – спросил он.

– Не знаю, Джим. Наверно, на кухне загорелась сажа в трубе. Я там поздно топила, чтоб не померзли мои комнатные цветы. А к тебе, говорят, ночью приходил нежданный гость, мисс Джин-Луиза?

– Откуда вы знаете?

– Аттикус сказал мне сегодня, когда шел на работу. По правде говоря, мне жаль, что я не стояла там с вами. У меня бы уж хватило ума оглянуться.

Я слушала мисс Моди и только диву давалась. Почти все у нее сгорело, ее любимый сад выглядел как после побоища, а ей все равно были интересны наши с Джимом дела!

Она, видно, поняла, что я совсем сбита с толку.

– Ночью я беспокоилась только потому, что получился такой переполох и опасность для всех. Весь квартал мог сгореть дотла. Мистеру Эйвери придется неделю пролежать в постели, он изрядно поджарился. Он чересчур стар, чтоб лазить в огонь, я так ему и сказала. Как только отмою руки, а Стивени Кроуфорд отвернется, я испеку для него свой лучший пирог. Эта Стивени тридцать лет старается выведать у меня рецепт, но, если она думает, что я ей его скажу, потому что живу сейчас у нее в доме, она сильно ошибается.

Я подумала – если мисс Моди не выдержит и откроет свой секрет, у мисс Стивени все равно ничего не получится. Один раз я видела, как мисс Моди печет этот пирог: среди прочего надо положить в тесто большую чашку сахару.

День был тихий. В холодном чистом воздухе далеко разносился каждый звук. Мы даже услыхали, как на здании суда зашипели часы – собрались бить. Нос у мисс Моди был очень странного цвета, я еще никогда такого не видела и спросила, отчего это.

– Я тут стою с шести утра, – ответила она. – Наверно, отморозила.

Она подняла руки. Ладони побурели от грязи и запекшейся крови и были все в трещинках.

– Вы загубили руки, – сказал Джим. – Почему вы не позвали какого-нибудь негра? – И докончил не раздумывая: – А то давайте мы с Глазастиком вам поможем.

– Благодарю вас, сэр, – сказала мисс Моди. – У вас и без меня дел по горло. – И она кивнула в сторону нашего двора.

– Это вы про Мофродита? – спросила я. – Да мы его мигом раскидаем.

Мисс Моди уставилась на меня во все глаза, ее губы беззвучно шевелились. Вдруг она схватилась за голову да как захохочет! Мы постояли-постояли и пошли, а она все смеялась.

Джим сказал – не поймешь, что это с ней, – чудачка, и все.

Глава 9

– Бери свои слова обратно!

Так я скомандовала Сесилу Джейкобсу, и с этого началось для нас с Джимом плохое время. Я сжала кулаки и приготовилась к бою. Аттикус обещал меня выдрать, если еще хоть раз услышит, что я с кем-нибудь подралась: я уже слишком большая и взрослая, хватит ребячиться, и чем скорее я научусь сдерживаться, тем будет лучше для всех. А я сразу про это забыла.

Забыла из-за Сесила Джейкобса. Накануне он посреди школьного двора закричал – у Глазастика отец защищает черномазых.

Я с ним спорила, а потом рассказала Джиму.

– Про что он говорил? – спросила я.

– Ни про что, – сказал Джим. – Спроси Аттикуса, он тебе объяснит.

– Аттикус, ты и правда защищаешь черномазых? – спросила я вечером.

– Да, конечно. Не говори «черномазые», Глазастик, это грубо.

– В школе все так говорят.

– Что ж, теперь будут говорить все, кроме тебя.

– А если ты не хочешь, чтоб я так говорила, зачем велишь ходить в школу?