Люцифер качает головой и смеётся.
— Опять этот тон. Ты начинаешь говорить, как Аэлита. Мне не нравится, что ты нависаешь надо мной. Помоги мне сесть в кресло.
— Думаю, ты неплохо смотришься и там, где находишься.
— Ну ладно, развлекайся. Однако, должен заметить, если ты не поможешь мне, Мейсон победит, а ты умрёшь. И если тебе кажется, что сегодня ночью творится ад на Земле, деточка, ты ещё ничего не видел.
Я прячу пистолет в кобуру, беру его за плечи и усаживаю в кресло. Не могу сказать, стал ли он меньше, чем я помню, или это я становлюсь сильнее. Возможно, и то, и другое. Люциферу приходится опираться на руку, чтобы не завалиться. Он кладёт «Проклятие» на консоль и позволяет ей прожечь пластиковое покрытие.
— Я уже не тот ангел, каким был раньше. Там в отеле я не просто так открыл тебе свой грязный маленький секрет. Правда заключается в том, что мои раны становятся хуже, а не лучше.
— И ты не хочешь, чтобы Мейсон или твои генералы увидели, как ты слабеешь. Я это понимаю.
— Когда Отец сверг нас с Небес, всё, что он дал нам — дырку в земле. Я по своей доброй воле построил ад, так же, как он создал рай. Но теперь я разваливаюсь на части.
— Как и ад.
— Король — это страна. Страна — это король. Умирающий король — это смерть страны. Старая история.
— Если тебе нужен чёртов доктор, почему не обратишься к Кински? У него есть чаша для пунша c божественным светом Господа. Это не поможет?
Он смеётся.
— Уриэль[324] достаточно сентиментален, чтобы помочь мне. Вот почему он с самого начала влюбился в вас людей. Но правда в том, что я не ищу такой помощи. Чего я хочу, так это вернуться домой. Но я не могу просто бросить ад. Падшие — это моя ответственность. Я не могу оставить их Мейсону, хаосу и самоуничтожению. Когда меня не станет, аду понадобится новый Люцифер.
— Если всё катится туда, куда я думаю, тогда в жопу тебя и всех остальных ангелов с чёрными сердцами во Вселенной.
— Осторожнее с подобными проклятиями. Не забывай. Ты теперь один из нас.
Он смеётся собственной шутке и тушит «Проклятие».
— Не пойми меня неправильно. Я не собираюсь возвращаться домой, чтобы пасть на колени и вымаливать прощение у Папочки. Я всё ещё верю в эту дискуссию. Ангелы не должны быть рабами Господа или человека. Но я сожалею о том, как вёл этот спор раньше. Обо всей этой резне. Я никогда не буду одним из подхалимов Отца, как Михаил. Я буду такой же занозой в заднице Небес, как был всегда. Но я больше не ребёнок и не хочу спалить дом дотла.
— То, чем занята Аэлита?
— Ты знаешь об этом?
— Она сама мне сказала. Она практически хвасталась этим. Она сказала, что я наставил её на верный путь, когда явил гладиус.
Он поднимает брови.
— Этого я не ожидал.
— Итак, ты хочешь вернуться домой и помочь своему дорогому старому Папочке. И кто теперь сентиментальный?
Губы Люцифера кривятся в слабой улыбке.
— Что бы ещё ни случилось, я не хочу, чтобы Аэлита со своими Сёстрами Вечного Самодовольства взяли верх. Она такая зануда. В моей войне с Небесами был какой-то стиль. Видел бы ты мои золотые доспехи. Они были ярче и прекраснее самого солнца. Настолько яркими, что даже после того, как Отец поразил золотой метал молнией, отправляя нас, мятежников, во тьму, я по-прежнему сиял, словно утренняя звезда. Я был тем светом, за которым следовали остальные падшие, когда мы погружались с Небес на дно бездны.
Война Аэлиты, с другой стороны, будет скучной и злой, и, если она победит, на Небесах станет хуже, чем в аду. Если внизу возьмёт верх Мейсон, то тогда начнётся тотальная война между адом и раем, а когда она закончится, и от того, и от другого мало что останется. Думаешь, этот твой хрупкий мир сможет это пережить? Сможет Элис и все остальные беспомощные души там наверху продолжать бренчать на своих арфах?
— Спасибо за предложение, Папа, но меня не особо интересует продолжить семейный бизнес.
Он глядит на меня, морща лоб.
— Господи, мальчик. Ты серьёзно думаешь, что я твой отец?
— Это же очевидно. Мой отец — ангел. Ты раз за разом помогал мне, когда я был в Даунтауне и теперь, когда я здесь. А теперь ты возвращаешься в Лос-Анджелес и изобретаешь какой-то надуманный предлог, что нуждаешься в телохранителе, чтобы держать меня при себе. И ты никогда ни на минуту не прекращал морочить мне голову. Для меня это звучит как отец.
— Во-первых, учитывая, что ты только что вытащил нож из моего бока, твой аргумент «не нуждаешься в телохранителе» рассыпается невероятно быстро. А во-вторых, если я чем и помогал тебе, то лишь время от времени подталкивал в нужном направлении. Остальное ты делал сам. Если я и «морочил тебе голову», то лишь для того, чтобы бросить тебе вызов преодолеть любое препятствие на твоём пути. Ты видел ад, так что должен понимать, что для того, чтобы править и выживать там, требуются коварство, проницательность, креативность, немного удачи и изрядно безжалостности. У тебя был сплав всех этих качеств, но тебе не хватало собранности. Тебе требовалась тренировка.
— Ты мой мистер Мияги[325].
— Меня обзывали и похуже.