Убить Ланселота

Доннельфам сиял зеленью всех оттенков, словно отыгрываясь за бесславное поражение, которое Розенмуллен потерпел в сражении с Ланселотом. Женщин также не обошло это поветрие. Те, кто постарше, одевались под «мельничих». Молодые девчонки подбирали себе наряды лесных принцесс — декольтированные, с разрезами до бедер. Похоже, что портные Доннельфама леса в глаза не видали. Иначе представляли бы, каково в таком наряде бродить в лесной чаще — среди бурелома, крапивы, еловых лап и полчищ комаров.

Средоточие вольнострелкового духа находилось конечно же в «Бородароссе». Там обитал Кельке Плун — старшина. огородников. Его Хоакин услышал гораздо раньше, чем увидел. Еще не успела заскрипеть под его ногами лестница «Бородароссы», как из зала послышалось:

— Эй, хозяин! Пива что ж? Я ждать, что ж, буду?

— Уже несу, господин Плун!

— Пошевеливайся, что ж, фуксия. Эй, кто следующий?

Стараясь не привлекать к себе внимания, стрелки прошли в зал. Ойлен сделал знак хозяину, и на столе перед ними возникли две кружки пива.

— Что происходит? — шепотом спросил Хоакин у веснушчатого белобрысого здоровяка с оплывшим подбородком.

Тсс, — прошипел тот в ответ. — Господин Плун стрелков экзаменовать изволят.

И действительно, Плун экзаменовал стрелков.

С того места, где засели Хоакин и Тальберт, все было видно великолепно. Кельке Плун, дородный вислоусый бюргер, допрашивал претендента. Допрашивал зло, язвительно, с пристрастием:

— Кто таков? Пива глотни, что ж. Ты стрелок или фуксия гладколистная?

Одевался старшина огородников вполне в духе времени. Кожаный жилет со звездами, полосатые ландскнехтские штаны. Под жилетом не нашлось даже рубашки: у Кельке были свои представления о том, как выглядят разбойники. Голова перевязана алым шелком, за кожаным ремнем — шестопер.

Претендент же, напротив, вырядился как на парад. Бархатный сюртучок, плиссированное жабо, узенькие штаны. Плащ клетчатый — и это несмотря на жару. Турольская шляпа и пенсне. За плечами — инкрустированный альфиньей костью лук, на бедре — изящная шпажонка.

— Я, господин Кюольке, есть стрелок. Хороший стрелок, яволь! — Щеголь залихватски сдул пену с пива. — Тоннерветтер, какой хороший стрелок. Вильгельм Телль мой имечко.

— Да? — запыхтел Кельке. — Всякий скажет — Телль, а не фуксия гладколистная. К делу давай.

— Бутет, бутет тафай к телу. Сейчас все бутет.

Он снял шляпу и протер платком лысину.

— У меня — пять сыновей. Э? Яволь. Я есть шесний стрелок, не тумайте. Мой сыновья никогда не витеть целый яплоко, та. Мой сыновья не витеть целый груша. Целый персик. Тоннерветтер! Несчастные тетишки!

Слезы заблестели у Вильгельма на глазах. Он придвинулся к слушателям.

— Я. Мой Клавиус перет яплочко. Я — пафф! пафф! Тетишка к тереву — яплок на голову. Яволь. Пафф!

Пенсне запрыгало на носу.

— Пафф! Пафф! Дырка. Мой тетишка не витеть целый яплок. Мой тетишка не витеть целый арпуз! Я есть шесний стрелок.

— Годится, — кивнул Кельке. — Что ж? Вполне в духе времени. Не фуксия.

Он хлопнул Телля по плечу:

— Садись с нами, Вильгельм. Все пьют, и ты пей-Что ж? Здоровье господина стрелка!

Хоакин и Тальберт переглянулись. В роли старшины огородников выступал герцог Розенмуллен. Впрочем, чего-то в этом духе следовало ожидать.

— Пьем здоровье Вильгельма Телля, — нестройным хором отозвалась толпа. Стукнули кружки, пена хлестнула через край. — Здоровье вольных стрелков!

— Кто следующий, что ж? — Плун-Розенмуллен раскраснелся, горделиво оглядывая зал. — Вы разбойники или фуксии гладколистные?

Полупустая кружка указала на торговца в черном. Тот скромно примостился под гравюрами с видом на Аламут.

— Эй! Что ж.

— Я? — От удивления торговец забыл прожевать.

— Нет, фуксия гладколистная. Иди сюда.

Полмесяца назад появление этого торговца вызвало бы пересуды. Полосатый халат, кефи, пейсы — подобных гостей Доннельфам не видел. Но все меняется. Разбойникомания захватила передовые умы города, и прочие развлечения оказались позабыты.

— Я очень вам удивляюсь, — сообщил торговец честной компании. — Что вы хотите от бедного Соломона беи Леви?

— Бедный?

— Бедным себя кличет, — заволновались лжестрелки. — Ростовщицкая морда.

— Стается нам, ты есть очень богатый, Соломон, — заметил Телль.

Торговец дураком не был. Он быстро сообразил, с кем имеет дело:

— Таки я вам скажу. Вы думаете, Соломон далек от разбоя? Плюньте в глаза тому, кто скажет, что Соломон ведет дела честно!

После такого рискованного заявления в руках доннельфамцев сверкнули ножи. Но торговца это не смутило.

— Надо бы вам объяснить за мои политические убеждения. Да, да. Уберите ножики, господа. Это даже смешно. Разве это ножики? Вот у моего зятя, Изи Ньютона, — таки да, это ножики. Это просто великолепные ножики.

— Что там несет эта фуксия?

Торговец продолжал:

— Вы все вольные стрелки, господа. Вы все знаете Изю Ньютона. Вы спрашиваете: раз Изя такой умный, отчего он не изобрел земного притяжения? И я отвечу. Изя Ньютон никогда не изобретет притяжения. Он садится под яблоней, да? Он уверен, он самый умный. Но тут на охоту выходит Соломон бен Леви.