Выкрики перемежались рокотом барабана. Коротышка шахинпадец с вислыми усами от души лупил по платанной коже. Когда зазывала уставал орать, девчушка в полумаске, выцветшей блузке и клетчатой юбке обходила толпу с подносом в руках. На вид ей было лет двенадцать. Держалась она с уверенностью заправской актрисы.
— Спешите! Не пожалеете! Только одно представление!
Хоакин едва поспевал за Тальбертом. Скульптор чувствовал себя в толчее уверенно, как летяга в листве. Былая жизнерадостность вернулась к нему.
— Эй, красотка, — крикнул он белобрысой девушке, похожей на белочку, — где стрелки из лука состязаются?!
— Ты стрелок, что ли? — усмехнулась та. — Пожалуй, тебя такого с руками оторвут. Эй, эй! Что ты делаешь?!
— Прячу руки, чтобы не оторвали.
— Нахал! — Звонко ударила пощечина. — Негодяй!
Тальберт потер щеку:
— Куда ж так много? Сдачу верну поцелуем.
Увернуться девица не успела.
— Мерзавец! — послышался визг, и вторая щека Ойлена украсилась красным отпечатком.
— Эй, студентик, иди к нам! — захохотали у ворот, — Грета не в духе сегодня. А мы тебя приголубим. И дружка своего веди. Сегодня праздник, любовь наша не за деньги, а по вольной воле.
Размалеванные девицы окружили стрелков, наперебой угощая пирожными. Шелковые платья, эмблемы с красными фонариками. Хоакин едва не погиб под их жизнерадостным натиском.
— Спасибо, барышни, спасибо, — отбивался он. Лицо его перемазалось в креме, на щеке застыли шоколадные потеки. — Но я не люблю сладкого.
— И меня не любишь? — спросила блондинка с молочно-белой кожей.
— Ты слишком бела, снежная королева. Боюсь заерзнуть.
— А я? — сурово спросила рыженькая с морщинками у глаз.
— Не люблю ржаных сухарей.
— А я? Я?
— Помилуйте, — отступил Хоакин. — Не все сразу!
— Никто ему не нравится, — огорчились девицы. — Привереда. Сноб! Эй, красавчик, кого ты к нам привел?
— Мой дружок влюблен, — объяснил Ойлен. — Его сердце занято, занято. Эй, красотка, что ты прячешь за спиной?
Старшина гулящих девчонок — бойкая брюнетка
— А вот что. — Она выхватила стилет. — Выбирай одну из нас, и немедленно! Не то запущу в штаны стальную осу.
— От стали — несварение желудка. Убери нож, красавица. Моя шпага и крепче, и длиннее.
— Сейчас проверим!
Ойлен ухватил за талию первую попавшуюся девушку, поцеловал:
— Сколько вас! Это что — все на ужин? А чем я буду завтракать?
— Да у тебя глотка шире штанов! — захохотали девицы. — Оставайся с нами, стрелок. Зачем тебе эти состязания? В наши мишени попасть легче.
Поцелуи посыпались градом:
— Выкуп! Выкуп! — захохотали девушки. — Никуда не отпустим! Плати выкуп за себя и товарища.
Рыженькая вгляделась в лица стрелков повнимательнее и ахнула:
— Постойте! Я знаю вас: вы бежали из Базилисковой Камении. Ты, — она указала на скульптора, — изваял каменного уродца и тем ославил герцога на весь мир. А ты, — палец девушки указал на Хоакина, — Ланселот.
— Ланселот? Ланселот! — загалдели ее подруги. — Герцог вас повсюду ищет. И берегитесь Греты — она шпионка!
— Спасибо за предупреждение, красавицы. Мы идем на соревнование стрелков, — отвечал Хоакин. — Розенмуллен будет искать нас повсюду, но не там.
— Безумцы! Не пустят вас соревноваться. Без рекомендации господина Кельке Плуна, старшины огородников, никто не может стать стрелком.
— Огородников?
— Почему огородников? — удивился Тальберт.
— Господа бюргеры ввели новые правила для вольных стрелков, —сообщила брюнетка.
А рыженькая добавила:
— Огородники выращивают лук, который дает стрелки. А еще делами заправляет клуб Храбрых Портняжек (они делают стрелки на брюках) и гильдия Застрельщиков-стекольщиков.
— Которые строят стрельчатые крыши? — догадался Хоакин.
— Да. Именно так.
— Где же сидит этот Кель Каплун? — спросил Тальберт.
— Кельке Плун, — затараторили девицы. — И не вздумай путать его имя.
— Хорошо, хорошо. Каков он?
— Узнать его легче легкого. Ищи самого злобного, ревнивого, мелочного безумца…
— …и продувную бестию. Это он!
— …Засел в «Бородароссе», раздает рекомендации на турнир…
— …обжирается и пьянствует.
— В «Бородароссе»? — Глаза Тальберта заблестели. — Ну так считайте, что мы уже на турнире.
Перед тем как идти в «Бородароссу», Ойлен принял кое-какие меры предосторожности. В одной из лавок он разжился костюмом вольного стрелка и черной повязкой на один глаз. Хоакину купил накладную бороду, бесформенную нищенскую шляпу и камзол, украшенный накладными заплатками.
Переодевшись, стрелки стали выглядеть в самый раз для карнавала. Бороду приклеили криво, чтобы никто не сомневался — фальшивая. Великий маскарад Доннельфама поглотил разбойников. Так золотая монетка теряется в блестках из фольги.
Город заполняли «вольные стрелки». Сказалось извечное стремление доннельфамцев бунтовать «вполклюва, помаленьку». Бутафорские луки и боевые посохи, топоры вольных дровосеков, шляпы с перьями.