Неожиданно ко мне подскочил Мэлдаф и, звонко смеясь, бухнул мне на голову пирог ярко-малинового цвета. В то же самое мгновение гости ринулись к столам, похватали пирожные и начали кидать друг в друга. Рианесс, хозяйке торжества, досталось больше всех. Ее мятное бальное платье оказалось разукрашенным во все мыслимые и немыслимые цвета от начинок и соусов.
— Я всегда говорил, что Ральф лучший шутник в городе! — прокричал Мэлдаф, уворачиваясь от очередного пирожного.
Очень быстро гости избавили от блюд несколько больших столов. Во время пирожного боя народу прибавилось — приходили новые люди и с искрящимся весельем в глазах присоединялись к этой гастрономической вакханалии. Кто-то в порыве страсти даже схватил огромную хрустальную крюшонницу и, гогоча на весь сад, вылил на себя густой лиловый напиток.
Когда страсти немного поостыли, я непринужденной, как мне казалось, походкой, хотя выглядел, скорее всего, неуклюже, подошел к имениннице и поздравил с двадцатилетием. Посмотрев на меня, Рианесс не удержалась и залилась веселым смехом.
— Согласен, — смущенно произнес я, — покрыт тортом и пирожными, но от этого мои пожелания не становятся менее искренними! Хотя и вы, миледи, выглядите не хуже…
— Я без ума от тебя, Ральф! — воскликнула Рианесс сквозь смех — Ты так всех взбудоражил! Я дол сих пор не могу перестать смеяться. Уже живот болит!
В этот момент подошла Малена. Демонстративно обняла меня за шею и поцеловала в губы. Вернее, даже не поцеловала, а прижалась пухлыми мягкими губами и так и стояла, наверное, с долгую минуту, в течение которой я даже забыл, как дышать. Находясь в этом нежном плену, заметил, как Малена бросила странный взгляд на Рианесс, та, немного смутившись, сделала шаг назад и наступила на ногу кому-то из гостей, тот вскрикнул, но тут же засмеялся и увлек именинницу в легком танце к ближайшему столу с напитками. Этим гостем оказался Мэлдаф.
Оторвавшись от моих губ, Малена отпила из вафельного стаканчика, который все это время держала в руке, и звонко засмеялась. Из ее рта вылетели фиолетовые искры. Видимо, то был один из напитков, крюшонницу с которым надел себе на голову незнакомый мне гость. Незнакомый! Да я вообще здесь никого не знал. Или не помнил, что ближе к истине, ведь тело-то носил чужое, а значит и главный орган — мозг — тоже принадлежал другому парню. Но с моим перемещением воспоминания растерялись Ральфа куда-то растерялись.
Малена отдала мне стакан. Одним глотком я допил остатки коктейля, похожего на фруктовый пунш. Эффект последовал незамедлительно. Изо рта вырвался сноп фиолетовых искр. Я стал похож на причудливый бенгальский огонь. Мной обуял невероятный приступ смеха. Малена захохотала еще громче. Смеялись и Рианесс с Мэлдафом — они держались за руки и искрили. Остальные гости тоже принялись за напитки, разбивались на группы, разбредались по саду, окружали столы, а некоторые даже улеглись на траву и о чем-то беседовали.
Некоторые гости подошли к нам. Какой-то высокий парень с добрым румяным лицом неожиданно сказал:
— Ральф! А расскажи парочку историй о влюбленных собаках!
Я оторопел, когда понял, что слова Мэлдафа оказались не просто местной фигурой речи. Значит, этот Ральф, чье тело я сейчас занял, слыл здесь душой компании и любителем веселых историй, а может, и скабрезных шуток.
Просьба поставила меня в тупик — ни разу в жизни не слышал ни одной истории о влюбленных собаках. Открыл было рот, чтобы попытаться ответить, как-то отвертеться, но тут подскочил Мэлдаф и спас положение.
— Так-так! У нас дела, всем пока! Рианесс, с днем рождения! Прости нас, но нам с Ральфом нужно бежать. Возникли неотложные дела. Желаем всем наискриться! До новых встреч!
Все это он говорил, одновременно утаскивая меня из сада и энергично размахивая рукой.
Рианесс и Малена в недоумении переглянулись. Кто-то из гостей вздохнул, видимо, сожалея, что не услышит новой истории о псинах. Впопыхах я лишь успел всплеснуть рукой. А уже через минуту оказался в том самом безлюдном переулке, который привел нас в сад Рианесс.
12
ТЁМНЫЕ, почти черные краски разлились по небу.
Всюду воцарилась тьма, объяла крыльями пространство Каулора. Но редкие цветные огоньки, горевшие то тут, то там на улицах, тихо шептали, что власть ее не вечна, что тьма — лишь вежливая гостья, которая покинет город, едва забрезжат первые лучи солнца.
Я принял теплую ванную, смыл липкие пироги, торты, коктейли, и теперь сидел на кресле в комнате Ральфа, которую теперь, наверное, следовало теперь называть своей. Дневной свет больше не лился сквозь цветной витраж. Поэтому пришлось включить фонари в виде ажурных бра, установленных на стенах. Стоило коснуться плафонов, как яркие точки за стеклами колб ожили, заметались и разлили по комнате уютный свет. Я так и не понял, что там, за стеклом. Светлячки? Выдуманные алхимиками особые искры, реагирующие на тепло от прикосновения человеческой ладони? Это сейчас волновало меня меньше всего.
«Что же теперь делать? — думал я. — Возвращаться домой — на Землю?»