Убить Каина. Хроники 18-го века

– Не бегать от наказания. Виноват – отвечай. – И тут Мятлев, заметив неточность в портрете своей невесты, тронул кистью краску и подправил портрет. – Так лучше, верно?

Отец Иоанн внимательно взглянул на боярина.

– Ты бы не подавал его в розыск, ваша милость. Поймают, вернут его тебе избитым до полусмерти. Жалко парня.

– Жалко, согласен, – откликнулся боярин. – Но в розыск подам; самовольства терпеть нельзя. К тому ж новый камердинер мне не меньше, чем в сто рублей обойдется. Большие деньги, отче, такими деньгами я не разбрасываюсь.

Часть вторая. Скоморох

1

Возле постоялого двора, расположенного на краю Москвы при почтовой станции, горел огонь в бочках, чтобы отгонять зверье. Эта мера была необходима – оголодавшие за зиму волки порой даже в саму Москву забегали. Вот и сейчас огонь отражался в блестящих глазах волков, мелькающих за деревьями.

Ванька сидел в большой комнате для постояльцев, думал куда податься. Решил идти в Тулу. Путь туда, конечно, не близкий, но зато там, в царском оружейном заводе, можно укрыться от розыска. Кроме Ваньки в комнате сидел какой-то барин и за другим столом еще трое хмурых мужиков. Из мешка, лежащего рядом с ними на лавке, торчал гриф балалайки.

С лестницы, ведущей на второй этаж в спальные комнаты, спустилась простоволосая женщина со свечей в руках, подошла к барину:

– Комната готова, ваша милость.

Барин встал.

– Хорошо. И скажи мужу, чтоб карета была готова к рассвету.

Барин поднялся на второй этаж, а женщина повернулась к мужикам:

– Гасите лампаду, ироды. Муж узнает, что я вас пустила, беда случится.

Набросив на голову платок, она вышла. Из окошка было видно, как она промчалась к дому смотрителя.

– Спим! – сказал один из мужиков, видимо, главный, и погасил лампаду.

В темноте мужики улеглись на лавки. Ванька тоже устроился.

Утром, когда Ванька проснулся, мужики уже сидели за столом. На столе лежала снедь: хлеб, соленые огурцы, чеснок, вареный картофель, стояли кружки, наполненные мутной белесой жидкостью.

Ванька, почти сутки не имевший во рту ни крошки, сглотнул набежавшую слюну. И невольно, повинуясь зову брюха, встал, приблизился к мужикам. Главный заметил Ванькин маневр:

– Голодный? – И, угадав по глазам ответ, протянул Ваньке краюху хлеба. – Ну, садись, выпей с нами за упокой души Иннокентия.

– Хороший мужик был, вчера помер, – добавил второй мужик, подвигая к Ваньке кружку с водкой.

Выпили молча, не чокаясь; закусили. По комнате разнесся чесночный дух. Ванька вгрызся зубами в хлеб.

– Отпели уже? – спросил он, жуя.

– Нас не отпевают, церковь не разрешает, – сказал главный. И, поймав удивленный взгляд Ваньки, объяснил: – Скоморохи мы. Попы нас сатанинским отродьем считают. Похоронили в лесу без отпевания.

Перезнакомились. Главного звали Демидом, двух других Афанасий и Архип.

– Ну, а сам-то ты кто? Куда идешь?

– Никто, просто Ванька. Иду в Тулу в заводе работать, – весело ответил Ванька, захмелевший от водки. И потянулся рукой к грифу, торчащему из мешка. – Можно?

Мужики переглянулись. Афанасий достал балалайку, вручил Ваньке.

– Попробуй.

Ванька бережно взял балалайку, тронул пальцами струны, прислушался к звуку, подкрутил немного колки и запел.

      Давайте-ка, други, еще поживем.

      А умрем – как и все остальные сгнием.

      У бояр и холопов там общий приют:

      Без чинов Богом данные черви сожрут…

Мужики одобрительно закивали, вразнобой заговорили:

– Идем с нами, парень. В Нижнем Новгороде большая ярмарка, потихоньку к весне поспеем. Песни свои споешь.

– Да я со всей душой! – радостно воскликнул Ванька. – Всё равно куда, лишь бы с компанией и от Москвы подальше.

– Я, значит, Петрушка, Афанасий – козел, Архип – медведь. А ты чертом у нас будешь. Как Иннокентий, земля ему пухом, – сказал Демид.

– Да хоть горшком,– улыбнулся Ванька и полез в печку, выгреб остывшие угли.

– Ты чего? – поинтересовался Афанасий.

– Буду черта из себя рисовать. – Ванька завернул угли в тряпицу. – Мне только еще рога нужны.

– Рога есть, – сказал Архип.

Посидели задумчиво, как всегда бывает с людьми перед неизведанной дальней дорогой.

– Ну, тронулись, – сказал Демид и встал.

Пошли. Снежная, укатанная почтовыми каретами и санями дорога вела через черный лес. Издалека доносился волчий вой. Ванька шел, содрогаясь от страха. Мужики поняли его состояние, успокоили, показав ножи и два пистолета:

– Отобьемся!

Так и шли день за днем. Останавливались в деревнях, развлекая песнями и плясками деревенских и кормясь их дарами. Большие села старались обходить стороной, чтоб лишний раз с попами не сталкиваться.

2

Пришла весна. И не по времени теплая. Солнце пригрело; осел и почернел снег. В деревнях стало голодно, кормиться трудно, – крестьянам самим не хватает. А тут, ко всему, разверзлись, как говорят, хляби небесные – пошли весенние дожди и грозы. Дороги развезло. От деревни к деревне едва тащились, выдирая ноги из дорожной грязи. В последней деревне пришлось задержаться, дальше путь преграждала река, которую уже не перейти – местами лед истончился.