Поначалу «телезрители» увидали лишь эпизод идиллической возни слуги с одной из птах. Гордэстор зло дернул себя за драгоценный ус и хотел уж было отвернуться от волшебной безделки. В Нидоре, где магия была доступна чаровникам, он видал и не такие преставления. Да так и замер вполоборота. Злоумышлявший покойник снимал что-то маленькое с шеи птицы, настолько маленькое, что вещица полностью скрывалась в перышках на груди. Лишь миг был отчетливо виден тот самым флакончик, из коего травили оправу перстня. Слуга хотел посадить птичку в клетку к сородичам, но птаха, издав резкий чирик, царапнула когтями держащую руку и выпорхнула в раскрытое окошко, даже не прельстившись рассыпанными на подоконнике мелкими семенами кижу.
— Яд принесла птица?! — возмущенное удивление оказалось так велико, что посол выпалил вопрос вслух.
— О да, — мрачно согласился Инзор. Когда видение погасло, принц сам подошел к трупу, приподнял его безвольную руку без тени брезгливости и продемонстрировал Гордэстору и своим людям несколько едва заметных царапин на запястье мертвеца. А потом пояснил для особо невнимательных: — Коготки птахи отливали на свету синим.
— У меня в саду летает ядовитая птица!? — тихо запаниковал посол, тело против воли дернулось к окну: захлопнуть раму, чтобы не дай Плетельщики, гадина не влетела в комнату. Но что если она уже влетела и сейчас носится среди прочих вполне невинных с виду птах? Что если им всем грозит участь Килиса? Лоан Гордэстор попятился к двери, пиная прискорбную догадку шариком от пинг-понга в почти пустой от ужаса голове. Надменное достоинство было безвозвратно потеряно. Сейчас посол не особо заботился о сохранении имиджа, собственная жизнь казалась куда важнее.
— Скорее всего, птица уже мертва. Яд, нанесенный на тело, впитывается и через ногти. Медленно. Но много ли надо мелкой пташке? — снял панику длиннокосый с искренним уважением косясь на наблюдательного альсора.
Ни допросить, ни судить слугу-отравителя оказалось невозможно. Он избегнул кары альраханского правосудия весьма тривиальным и старым как мир способом — умер. Впрочем, если бы не досада на отсутствие важной информации, Инзор был бы почти удовлетворен. Обычная виселица против яда проигрывала по части гармоничности воздаяния преступнику.
Но кто стоял за простым служкой? Кто прислал ему птицу и какие цели преследовал? Все эти вопросы требовали ответов. Срочных и нужных ответов! Они были необходимы, дабы защитить Видящую! Альсор готов был поклясться: происки врагов государства преследовали именно эту цель — убить Веронику, чтобы лишить Альрахан обретенной силы. Кому-то очень опасному тайна предназначения девушки стала известна до официального объявления. Гордэстор тоже кое-что знает, однако трусоватого посла нетрудно припугнуть, поиграв в многозначительные намеки, а вот где искать главного врага? В том, что нидорец не имеет к попытке отравления Ники ни малейшего отношения, Искра убедился еще раз и окончательно, когда посол шарахнулся от пичуг. Так играть не смог бы и лучший актер из труппы Всеальраханского театра Владычицы.
На миг злость от сознания собственной беспомощности захлестнула обыкновенно оптимистичного мужчину. Золотое сияние запылало вокруг альсора, волосы стали потрескивать, а по телу пробегать огненные искры. Сдавленный хрип посла и беспомощный лепет касательно личной непричастности к злодействам и сбивчивые клятвенные обещания всевозможной помощи привели наследника огненных демонов в себя. Инзор тряхнул головой и успел заметить, как длиннокосый Улиан из-за спины посла показал ему сразу двумя руками жест высшего восхищения и одобрения. А ведь и правда, даже неконтролируемая злость пришлась к месту! После череды небольших представлений альсоров нидорец стал податливее масла. Даже на обыск комнаты покойника людьми Искры безропотно дал согласие. Вот только никаких следов не сыскалось.
Тяжелые ритуальные одеяния тянули к земле, сгибая хребет старой жрицы.
Она стояла прямо, как вбитый в центре храма жертвенный столб из железного дерева, бурый от впитавшейся в него крови, разбавленной свежими алыми мазками. Ритуальная медная чаша лежала в ладони, а кисточка в узловатых пальцах привычно выводила знаки — слова молитвы. Алое на буром. Тушка белорунной козочки, из чьего горла была собрана кровь, лежала рядом. Старуха старалась ступать осторожнее, чтобы не запнуться о жертву и не нарушить ритуала.
Пусть тот был почти условен и не требовал участия трех обязательных певчих с гимном-речитативом и писца, готового занести явленные откровения на свежий пергамент. Пусть! Старая жрица служила богу, а не храму, так уже мало кто служил в Узаре, а потому любой ритуал, даже самое формальное прошение благословения, проводила, не халтуря, как подобает.
Суровое лицо, изборожденное морщинами, застыло ритуальной маской бесстрастия. Не подобало жрице являть эмоции при служении, ибо она есть сосуд и проводник божественной мощи и лишь страсть божества может быть явлена через служителя.