Убить демиурга!

То ли мысль о порче костюма стала решающей для выведения сознания из фазы обращения человека в полоза, то ли нежелание удаляться от эпицентра событий, однако преобразовываться Глеану перестал. Только раздвоенный язык мелькал по краю рта меж заострившихся зубов и раздавалось нервное шипение. Ника отстраненно подумала, что похоже шипит сдуваемый резиновый матрас.

Все внимание публики сосредоточилось на повисшем в мощном захвате нидорце и дивных метаморфозах альсоров, пестрые слухи о которых лишь начали гулять по столице.

Инзор, пока не началась паника и домыслы в стиле: «Альсор обернулся чудовищем, рехнулся и сейчас начнет все громить», а также во избежание гневной реакции самой Владычицы, поспешил озвучить официальную версию событий:

— Алигири осквернен! Альсоране Веронике поднесли отравленный перстень!

— Ложь! — каким-то чудом ухитрился выкрикнуть заткнутый посол, покраснев от натуги, усы-пружинки обвисли.

— Ложь? — нехорошо и тихо, однако каким-то чудом голос Пепла услышал каждый в зале. — Если так, ты, лоан Гордэстор, не откажешься примерить вещицу?

Крылья, пеленавшие посла, чуть расслабились и поставили усача в непосредственной близости от перстня преткновения. Посол на миг замялся и тут же вновь попытался нести пургу о насилии и неприкосновенности мужа столь высокого звания, коим он облечен и о том, что не подобает ему мерить женские украшения из-за нелепых обвинений.

— Достаточно, — властный голос Гилианы оборвал начавшееся представление.

Владычица могла усомниться в версии сына, слишком заботившегося о благе новой родственницы, но не в реакции песика, выведенного с единственной целью — распознавать любые запахи с высочайшей точностью.

Ана приблизилась к связанному послу. Ника снова увидела не глазами, а как будто всем существом, искрящиеся многоцветьем жгуты силы истинной магии Альрахана, свивающиеся вокруг носительницы и повелительницы. От этого великолепия отделилась всего одна белая искра и упала на перстень. Тот загорелся алым.

— Яд. Смертельный. Мгновенный. Ободок смазан зельем изнутри, — голос Владычицы обжигал стужей. Вот теперь в нем тоже появились звеняще-шипящие нотки, словно она собиралась составить пару старшему сыну в змейских метаморфозах.

— Невозможно, — шепнули побелевшие губы Гордэстора, глаза метнулись в сторону и тут же уставились на Гилиану прямо.

Обвинять Владычицу в обмане было невозможно по ряду причин. Во-первых, просто потому, что выдвигать обвинения против первого лица государства среди сотен свидетелей — родовитой знати этого государства — не лучшая политика для имиджа посла. Во-вторых, если перстень и впрямь оказался отравлен и это не подстроенная инсценировка — месть за предателя Торжена (да даже если инсценировка, но перстень на самом деле начинен ядом!) посол рисковал личной жизнью и здоровьем. Конечно, об осмотрительности и рассудительности альсора Пепла говорили много. Однако сжимавшие тело путы чудовища, каковым обернулся мужчина, отчетливо убеждали в обратном. С ЭТОГО типа, в случае открытого возражения, в самом деле станется натянуть на жертву перстень в качестве эксперимента и спокойно (оправдывая имидж) взирать, как он корчится в муках.

Гордэстор дураком не был и решил рискнуть, поставить на то, что открыто подставлять его, попирая все каноны дипломатии, Гилиана, даже если каким-то чудом узнала о Торжене, не решится. А значит, это чужая подстава! Посол обратился к гневающейся женщине со всевозможным смирением:

— Правосудия, Владычица Гилиана! Лишь на него уповаю! Пусть великая магия твоя укажет истинного отравителя, осмелившегося вбить клин меж узами вековечной дружбы наших держав!

— Пусть укажет, — гвоздем вбила фразу Владычица, и с тонких пальцев ее, унизанных кольцами, сорвался голубой, пронзительно яркий, огонек. Ударившись о перстень, он воздвигся светящимся голубым зеркалом, в котором, как на экране большого двустороннего телевизора, все, кто не зажмурился, смогли в деталях разглядеть подробности злодеяния.

«То ли девушка, то ли видение» над украшением, ставшем причиной разборок, оказалось совсем не девушкой, а мужиком. Во всяком случае, первым делом Ника заметила у явленного на экране типа черную бородку. А бородатые женщины, подумалось терронке, не слишком частое явление в любом из миров, если, конечно, ты не пошел поглазеть на них в цирк.

Мужчина, чья одежда весьма напоминала колоритное одеяние посла, если ободрать с него все украшения, вышивку и втрое заузить рукава и шальвары, топтался у распахнутого ларца. Напряженная поза свидетельствовала о крайней сосредоточенности, а подергивание — о явной опаске индивидуума, занятого неким делом.

Опустив взгляд ниже Вероника, да и все прочие, сразу поняла: подозрительный тип занят тем самым делом, результат коего и вылился в сегодняшний скандал. Одной рукой брюнет держал крохотную открытую пробирочку, очень походившую на пробник духов, а второй аккуратно обрабатывал помазком внутреннюю сторону перстня, выложенного на бережливо подстеленной желтой салфеточке рядом с футляром.