Убить Александра

– Вы не хотите произносить слов «Народная воля»? Неужели это тайна, что я принадлежу к организации? Могу вам в этом признаться сразу. У жандармов в моем деле это и так написано.

–Тогда мы с вами коллеги. Меня знают товарищи по организации. Я работал в Одессе. Мы поставили акт на военного прокурора Одессы Стрельникова. Убрали его чисто и красиво! Но меня взяли на месте. И вот переправили в Петербург в знаменитую Петропавловку. Не думал, что попаду сюда.

– И вы мне вот так это рассказали? А если я подсадной? – спросил Гройзман.

– Так это есть в моем деле. Жандармам и полиции эти страницы моей биографии давно известны. Что мне в том, что вы расскажете им это снова? Да и не похожи вы на подсадного. Этих я повидал. А как ваше имя, позвольте узнать? Если это не тайна.

– Николай, – представился Гройзман.

– Николай? И все?

– А вам есть дело до моей фамилии?

– Нет. Но хотелось бы знать, кто сидит рядом. С кем делю камеру.

– Моя фамилия известна жандармам и мне не для чего её скрывать. Гройзман.

– Гройзман?

– Николай Гройзман!

– Это вы?

– Я уже назвал свое имя, сударь.

– А вы скромный человек.

– Не понял вас?

– Вас знают. И у нас в Одессе, и в Харькове, и в Москве.

– Странно, – произнес Гройзман. – Не думал о том, что я так известен.

«Странный тип, – подумал Гройзман. – Наверняка подсадной. Откуда это обо мне знают в Одессе?»

Желваков засмеялся в ответ:

–Вы думаете, что я подсадной? Понятно ваше недружелюбие, товарищ. А я думаю, чего он такой нелюбезный. Я работал в паре с Халтуриным. Он ныне в Москве. Потому знаю про вас, Николай. Рад знакомству.

–Степан с вами работал?

–Да. Он мне и поведал о вашей работе в Зимнем дворце. Навели вы шуму по всей империи. Степан Халтурин тот отчаянный. Нам бы сотню таких парней и мы перевернули бы всю империю! И ему снова удалось уйти. Вы ведь не слыхали про наши со Степаном дела?

–Нет. Я давно сижу в крепости.

–Понятно. Ныне ни вам, ни мне живым уже не уйти. Приговор для нас один – виселица. На каторжные работы рассчитывать не приходится. После того, что вы сделали в Зимнем, они ужесточили законы.

–Я должен извиниться?

–Нет, что вы. Вы молодцы, что напугали царя и его министров. Они нас действительно боятся. Меня везли в кандалах всю дорогу. Даже на минуту не расковали.

– Акт на прокурора Одессы, вы ставили со Степаном?

– С ним! Мы решил поднять бунт по всей России и низвергнуть её правительство. Мы не болтуны.

– А мы, по-вашему, болтуны?

– Вы нет. Вы делаете дело. Но и болтунов среди нас хватает! Соберутся и говорят и говорят. А толку-то чуть! Власть то наших разговоров не боится. Их надобно бить! И бить постоянно! Тогда дело революции сдвинется с мертвой точки.

–Однако наш взрыв в Зимнем ничего с этой самой точки не сдвинул. Такой пример показали и что?

–Так царь-то выжил! Надобно царя ухлопать и тогда дело пойдет.

–Пойдет ли? – спросил Гройзман. – Я вот пока сижу здесь начинаю в этом сомневаться. И к пропаганде, по-вашему, к болтовне, стал по-иному относиться. Народ надобно готовить к восстанию против самодержавия.

–И как его готовить? Прокламациями? Много в них толку? Я сам три года тому раздавал эти самые прокламации в Тверской губернии по селам. И что? Читал и пытался втолковать. Но мужики не понимают этого языка. Нет, сударь! Надобно действие и только действие! Никак иначе! Власть должна нас бояться! Страх – в нем вся сила!

– Вот мы с вами и сидим в каземате крепости и ждем виселицы!

– Ничего! – сказал Желваков. – Всех не перевешают.

– Но нас – да. И что будет после?

– Революция.

– Нет, что будет для нас с вами? И не говорите мне о крови мучеников за свободу. Наша с вами жизнь будет кончена. И что? Какое нам дело до революции и того, что будет после нас, если нас самих там не будет?

– Как же вы с такими мыслями пришли в террор, Николай?

– Ранее таких мыслей у меня не было. Но здесь я стал думать. Так бывает, когда тебя ждет смерть. Ты думаешь о том, что сделал в жизни. А что сделал я? Думал, как убить царя? Носил динамит из мастерской в хранилище?

Желваков перестал задавать Гройзману вопросы…

***

Петербург.

Штаб-квартира Третьего отделения.

Фон Берг.

19 ноября, 1880 год.

Титулярный советник Антюхин был обескуражен докладом агента.

– И это все?

– Больше мы с ним и слова друг другу не сказали, ваше благородие. Мне нужно было выдавать себя за убежденного террориста. А этот Гройзман высказывает мои мысли. Он стал думать.

– А если прикидывался?

– Не похоже. Говорил вдумчиво. Но мне с ним работать дальше будет сложно.

– Посиди с ним еще два-три дня. Сразу тебя убирать подозрительно. Потом найдем повод.

Антюхин составил рапорт на имя фон Берга…

***

«Начальнику агентурного отдела Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, его высокопревосходительству, действительному статскому советнику Г.К. фон Бергу.

Рапорт.

В камеру к государственному преступнику Гройзману Михаилу, был подсажен агент «Народник», из тех, кто был нами арестован в 1878 году по делу о пропаганде против государственного строя Российской империи.