Убийца теней

- Да есть один такой, Талвеон Еретик зовут. То есть, Талвеон из Эйра, потому что приехал из этого Эйра самого, хотя я вот не знаю ни про какой Эйр, сроду не слыхал. А Еретик - потому что отступник.

- От чего отступник?

Сама-то Ярла догадалась, от чего. Но интересно, что малец скажет.

- Да кто ж его знает, от чего. Болтают, в тутошней ученой общине прилюдно против двухбережной веры говорил. А уж чего говорил - это я не знаю. Может, как эти еретики раннеправники, которые плетут, что Творец не одновременно два берега мировой реки создал, а сперва Правый, потом Левый. Дурачье они все... Тот сначала или этот - велика разница? И Талвеон этот дурак дурацкий. - Мальчишка понизил голос, приблизился к Ярле: - Оно ведь как - не веришь в двухбережную-то веру, ну и не верь потихоньку, промеж своих. А он - прилюдно.

Мал Самай, да не глуп. Понятно, почему шепчет: сейманы испокон веку в двухбережные храмы не ходят, свои у них верования, в мать-луну, да в звездных покровителей. Но, как Самай и говорит, промеж своих все это. Промеж своих - но с ней, Ярлой, обмолвился мальчишка словечком. Видно, тоже свое у него чутье, с кем можно обмолвиться, а с кем - ни-ни. С ней обмолвился, а другие шепота не услышат.

- Год уже отступник в тюрьме сидит, - рассказывал Самай. - Святые братья его покаяться заставляют, от ереси отречься. А он - ни в какую. Дурак, он дурак и есть.

- Почему дурак?

- Да потому. Он бы им-то отрекся, вслух, а про себя не отрекался бы, вот и все. Они бы его выпустили тогда.

- Из тюрьмы-то выпустили бы, а из-под надзора - это вряд ли.

Самай понял, про что речь. Кивнул:

- Ну да. Да только наполовину на свободе все лучше, чем совсем в тюрьме. Хотя... - задумался, - кто его знает. Но все равно дурак этот Талвеон: попадаться не надо было. Надеялся, что ли, двухбережники ему такую болтовню с рук спустят?

- Ну, может, на герцога вашего надеялся. Ты же говоришь, что он философию всякую уважает.

- Герцог-то? - усмехнулся Самай. - На него не больно понадеешься. Ему сегодня одно в голову впало, а завтра другое. Сегодня иноземные науки, а завтра какой-нибудь толкователь снов его своей речью прельстит - он уж и толкованиями снов интересуется.

Про герцога Самай в полный голос говорил, куда свободнее, чем про то, как в двухбережную веру "промеж своих" не верить.

- Ну, хочется ему, пусть интересуется.

- Да всякий знает, что по снам будущее не предскажешь, - презрительно фыркнул Самай. - Вранье. Вот по драгоценным камням - другое дело, если, конечно, говорить умеешь с ними. И потом, ты понимаешь ведь: науки - одно, а ересь - иное.

- Ну, пожалуй что так.

- Что, Бритва, помог я тебе?

- Да сама не знаю. Но монетку свою держи.

Отдала Ярла мальчишке денежку.

По дороге из сейманского квартала к центру города мысли Ярлы занимал таинственный узник. Надо бы охотничьими полномочиями воспользоваться, письмом с герцогской печатью, и человека этого повидать. Может, здесь и ответ, может, он-то лореттскому ларву бывшим хозяином и приходится. Если это наверняка выяснить, шаг вперед в деле будет.

***

Ночью Лорк не мог заснуть. Разговор с охотницей Ярлой Бирг не разрешил всех его сомнений и терзаний. В его случае разрешить их так легко и просто было невозможно - ведь два десятка лет его приучали считать себя грязным, греховным существом из-за того, что он родился на свет так, как родился. Да, все это время внутри него что-то не соглашалось с Воллетом и другими братьями, что-то говорило: у тебя есть недостатки, но все-таки ты не такое ужасное создание, как хотят внушить тебе они. Это говорил его внутренний разум и душа. Но обыденный, повседневный ум привык принимать то, что твердят другие.

И вера, в которой его воспитали, вырастили здесь, в братстве - она была для него всем или почти всем. Поэтому он не мог безоговорочно довериться ни словам еретика, ни словам убийцы ночных тварей, чье занятие считается необходимым, но не достойным уважения. И не потому ли недостойным, что, охотясь на воплощения левобережных духов, такие как она волей-неволей больше других имеют с ними дело и... в чем-то уподобляются им? Так многие думают...

Уже давно полагалось спать - в братстве ложились довольно рано, и рано вставали - но у Лорка сна не было ни в одном глазу.