Убийство в «Долине царей»

— Значит, это была она, а не он?

— И уж наверняка не оно.

— А как она выглядела до падения тучи? Нос картошкой? Маленькая? Беленькая? Черненькая?..

— Точно. Она была негр.

— Вы уверены?

— Пожалуй, она была только на три четверти негр, а на одну четверть усатый эфиоп.

— Я должен предупредить, что за отказ или дачу ложных показаний вас можно привлечь к…

— Да вы законов не знаете! Мы в сумасшедшей больнице имеем статус депутатской неприкосновенности. После диагноза нас даже с санкции генерального прокурора нельзя в тюрьму отправить. Правосудие всегда на стороне сумасшедших и депутатов. Вот заколоть насмерть — пожалуйста.

— Кто вас навещает? Кто передачи носит?

— Ученики бывшие.

— Назовите фамилии.

— Разве упомнишь, по два класса в год выпускала. Если сами не назовутся и год выпуска не скажут…

— Вы утверждаете, что никого из дуэлянтов не знали. Но мы изъяли ваш фотоальбом при обыске. С пятого по восьмой класс у вас училась дочь одного из участников дуэли. Как же вы могли его не знать? Он же ходил на родительские собрания, я сам отец. Глупо отрицать очевидное даже в этих стенах.

— Все равно я вас проведу. Сейчас и здесь по-другому нельзя, сейчас живут обманом, каждый ловчит, а на него зверь бежит и убивает без последствий, чтобы не ловчил впрок. И зверь такой вислоухий, в руках кастеты, под мышкой топор, рыло скособочено, ножки кривые и маленькие — от иррационального питания денатуратом в детстве, отрочестве и юности.

— Я же вам добра хочу.

— Однажды великомученицу Варвару поймали язычники и стали бить-колотить и каленым железом пытать, ничего, впрочем, не спрашивая, потому что она ничего и не знала, а потом сжалились над девушкой и бросили бесчувственную в темницу. Но ночью к ней явился ангел и излечил все раны своим прикосновением. Утром те же палачи принесли из сострадания горбушку с водичкой, а Варвара живехонька-здоровехонька, они давай по второму разу пытать-колотить и забили насмерть от усердия. Так отец Евлампий рассказывал. Вот и я опасаюсь, как бы от вашей доброты мне компот из уколов после обеда не сделали.

— Расскажите, что знаете, и скоро вас отпустят домой под надзор участкового. Я похлопочу.

— Скоро вы тоже сойдете с ума от окружающей действительности. Жизнь слишком быстро течет в канализацию, слишком многое меняет в обонянии — никакой собаке с этим не справиться, зачем же вы, потерпев неудачу в одном, тут же хватаетесь за неудачу в другом?

— Что вы имеете в виду?

— Это моя маленькая тайна. И она вместе с моей смертью в яйце, а яйцо в утке, а утка под моей соседкой слева, и она ее третий день никому не отдает. В палате лежать невозможно от вони. Буду жаловаться врачам с вашей легкой руки: меня они не слушают и не верят. А когда вы отнимете утку, я ее вымою, спрячу под подушку и буду стеречь, как зрачок глаза, а вы приходите с обыском.

— Надо вас еще подлечить.

— Сделайте одолжение, но послушайтесь совета старухи: этажом выше мужское отделение, есть свободные койки, что удивительно. «Неуловимый мститель Владимир Ильич Ленин, названный Ульяновым в честь города Симбирска, всегда слушал маму, потому что она родилась раньше», — писали мне ученики в сочинениях и брали с него пример…

Часть третья, произведение то же

Хором, не слыша друг друга

От офиса остались камни и головешки. Ветви с уже набухшими почками, доверчиво склонившиеся к окнам, через которые зимой прорывалось тепло, почернели и пахли мертвечиной. Земля под ними была грязной и тощей, как бездомные дети. Зрителей из числа праздношатающихся и пенсионеров, по обыкновению, было много, хотя само действо завершилось: сбив пламя и утопив мебель в пене, пожарные прямо у входа нашли канистру из-под бензина и констатировали факт поджога. Их сменили две милицейские группы: одна искала следы диверсантов и террористов, другая — местная — выглядела довеском к зрителям и разнилась только формой. Ее послали за свидетельскими показаниями на верхние этажи и расположенный напротив военкомат, который смотрелся так, словно все ушли на фронт еще в сорок первом, хотя старожилки на лавочках в день зарплаты наблюдали здесь некоторое оживление в фуражках.

Все ежились и бродили с пасмурными лицами, ибо весна в этот год была непунктуальна до произвола. Тысячи молодых людей жаждали свидания с ней на всех углах и под часами, но она не шла, а часы стояли, заклеенные рекламой. Зима же напоследок выглядела точно с похмелья, и на небо было больно смотреть.

Гидренко и Безбольников примчались раньше пожарных машин, чуть позже подъехал Валовой, разозленный выбивающим из колеи происшествием и в частных репликах употреблявший непереводимую игру непереводимых слов. Известить о случившемся Трипуна не представлялось реальным, так как неделю назад он уехал на похороны тетки в область и с тех пор не показывался, будто от горя лег в могилу вместо нее или вместе с ней. Но такому не верилось, ибо Трипун сам заявлял не раз, что родственников его только очень большая война полюбить заставит.