— Откуда мне знать! Но если он когда-нибудь делал ее рогоножкой, я только рада. Почему он из-за ее прыти должен уходить из дому? Сама бы взяла гардероб и катилась восвояси к поручику и его жене с ребенком. Совсем рехнулась: засыпает с мыслью, что день прошел зря, так как ни один мужик не сделал ей подарков, и просыпается в тоске — как бы не повторился вчерашний.
— Так поговори с ней серьезно.
— А то я молчу! Бьюсь, как вобла об стол, и хоть бы что изменилось. В конце концов, дождется она от меня какого-нибудь поступка. Еще не все потеряно и не все средства найдены. С отцом мы непобедимы.
— А история с дуэлью кончилась?
— Почти. Вчера я ходила к Цементянникову.
— Ну и что?
— Да так, обычно.
— Ну что он спрашивал?
— Пустое спрашивал. Про тебя, например. Сказал, что, будь на двадцать лет помоложе, непременно влюбился бы в меня, а в своем возрасте сильно жалеет, что я не его дочь.
— Прости меня, не могу больше молчать, как Цементянников: я уже люблю тебя.
— Не прощу и награжу ответным чувством за то, что ты пожадничал банан и я не стала мартышкой… А вот руки распускать во все стороны не стоит, тебе, как военнообязанному, полагается держать их по швам. Вот вылетишь из института за неуспеваемость, сразу поймешь, какое счастье держать руки в карманах. И вообще, бери пример с моего соседа: он утверждает, что первый раз поцеловал жену, когда у них дочь родилась. Он хотел назвать ее Моссовета, а ему не разрешили, потому что такого имени нет. Как нет? А театр имени Моссовета?.. Но ты прежде времени не расстраивайся. Я тебя еще немножко помучаю, а потом пойду за тобой на край света…
— Тогда вызовите сюда хирурга Безбольникова, если завели такие строгие порядки.
— А вот он сам спускается.
— Что с тобой опять? Кровь пошла горлом? Осложнения? Взял бы машину!.. С ума сошел! Подчиненные кругом. Отпусти. У меня халат стерильный.
— Если я скажу Цементянникову, что ты спишь с моей женой, что вы хотели и хотите меня убрать, и предъявлю доказательства?
— Сначала подотрись ими, шантажист. Ты в институте тоже сожительствовал с женой Гришки Отфонарева тайно, хотя об этом все знали. Он же не убил тебя в разгар комсомольского собрания. А стоило самому лопухом зацвести, сразу высокой моралью проникся. Да кусок не по горлу! Или у тебя от физической потенции нравственное перерождение наступило и ты искренне решил помочь следствию, которое давно похоронили?
— Мразь.
— Убери кулаки: тут больница, а не клуб джентльменов… Ты, Трипун, может, и был когда-то волевой мужик, но Фатима тебя сломала. Теперь ты тряпка под дверью, и не рыпайся на вешалку… Не стыдно было на меня анонимку корябать? Никак не отвыкнешь?
— Зачем меня повезли в эту больницу? Говори! Кто так решил? Сами мараться не захотели, думали: или в дороге помру, или ассистент на операционном столе ненароком дорежет.
— Тебя же не зарезали! Ты даже потолстел с тех пор.
Но забыли почему-то удалить свернувшуюся кровь из легкого.
— Это бывает, когда за смену по двадцать операций.
— Еще день под твоим присмотром — и мне бы, оказывается, не выжить.
— Я без умысла. Сам виноват, не дал мне нормально выучиться. Ведь я мог задержать тебя на день и угробить, как ты считаешь?
— А стреляли в меня с чьей подсказки? Кто из нас больше всех связан с уголовниками? Кому после групповых разборок везут со всего города недобитых? Не юли — придушу. Что вы с Фатимой и Валовым задумали?
— Совсем спятил! Пусти меня, хуже сделаю.
— Одумайся, диссидент! С кем связался?! Нашел себе компанию! От них бежать надо порядочному человеку. Валовой — просто подлец, а эта мымра любить не может и ненавидеть вредно для ее здоровья. Она же смотрит на тебя как на неполноценного, а потом, лежа в ванной, пародирует твои постельные всхлипы и хохочет. Служишь похотливому быдлу и даже научился получать от этого удовольствие. У тебя хоть крупица прежней гордости осталась?
— Может, на дуэль вызовешь? Я смотрю, понравилось тебе это дело. В прошлый раз стрелялся, как граф, а теперь выступишь в родной форме?
— Ты струсишь.
— Что тебе, собственно, надо?
— Сам знаешь.
— В том-то и дело, что знаю, а ты нет. Но помочь ничем не могу: секрет твоей фирмы.
— Всегда был уродом.
— Согласен, всегда был, остался и будешь. Недаром ты семи пядей в заднице. А это уже достижение.
— Ну скажи, что они задумали? Как человека тебя прошу.
— Да что бы ни задумали! Терпи и принимай как должное. Кто ты без Валового и Фатимы? Даже ночным сторожем в ларек не примут. Пораскинь мозгами перед сражением. Только не разбрасывай далеко — собирать некому.
— Сам соберу.
— Ну и тупой же ты! Это на тебя, наверное, рассчитан массовый американский кинематограф. Если хочешь приключений, погонь и перестрелок, купи себе видеомагнитофон и меняйся кассетами с такими же дураками. А может, укольчик и баиньки?.. Ну ладно, ладно, сейчас расплачешься. Или поплачь, тут этим никого не удивишь. Успокой мятущуюся душу скупой мужской слезой и живи в прежнем ритме. Зачем разваливать фирму, которую сам создавал?
— А зачем она покойнику?