Убийство девушку не красит

Уже несколько дней жили они здесь вдвоем, Катя и Боб, наслаждаясь покоем, одиночеством, целебным сосновым воздухом, близостью воды. Савельич тихо сновал в отдалении, «работал работу», сам не навязывался. Но и не отказывался от разговоров. Пойманный на крючок первым же вопросом, с удовольствием усаживался поблизости, складывал на коленях руки с узловатыми подагрическими пальцами и начинал неспешные рассуждения, уводящие его далеко от первоначальной темы. Непротивленческие его экскурсы нисколько не раздражали Катю, наоборот, действовали успокаивающе и умиротворяющее. Как плеск воды.

Ни к чему не обязывало и общение с соседями. Так, легкие беседы с книксенами:

– Ах, ваша чудесная собачка!..

– Нет-нет, она не кусается и детей любит. Не бойтесь.

– Ой, вроде погода портится. Вы прогноз не слышали?

– Да, обещали дождь. Не хотите ли почитать последний «Космополитен»?

– Спасибо, если позволите…

Вдвоем им было хорошо, человеку и собаке. Если хотелось поговорить о чем-то значимом, то Боб с готовностью составлял компанию: слушал внимательно, не перебивал, лишь морщил в задумчивости лоб. А если говорить не хотелось, то с разговорами не лез, занимался своими важными собачьими делами: караулил под банным крыльцом полевок, ловил шмелей на клумбе, играл в мячик с соседской девочкой, спал в тени сосен.

Оказавшись в спасительном одиночестве, но в одиночестве свободном, Катерина многое передумала, пытаясь навести порядок в собственной душе. Каждый день давала себе новые клятвы и обещания, по большей части несбыточные. Например, бросить курить с понедельника или делать зарядку каждое утро, начиная с завтрашнего дня.

Нынешнее утро тоже не предвещало никаких непредвиденностей. Выспавшись вволю, встали и позавтракали, после отправились на обычную свою прогулку вдоль берега.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, Катенька. Ах, какая все же чудная ваша собачка!

– Привет, Машенька, как ты загорела. И панамка у тебя какая красивая!

– Что-то погода опять портится…

– Да, такая жалость. Купаться холодно.

Боб весело и отважно нападал на мелкие резвые волны, изредка гавкая и морща потемневший от воды мокрый нос. И надо же было попасться на дороге этому коту!..

Завидев неприятеля, Боб мгновенно забыл обо всех радостях мира, гонимый лишь охотничьим инстинктом. Он вытянулся длинной колбаской, вжал голову в широкие плечи, пригнулся бычком и, вздыбив загривок, бросился к серо-полосатому гаду.

Кот быстро просек ситуацию, понял, что сейчас будут бить, и, резко подпрыгнув вверх с места, кинулся наутек.

Это было как раз то, что нужно. Бить кота просто так, от нечего делать было совсем не спортивно, покорно сидящий, сжавшийся в комок, он никому не был нужен. Но радость погони! Сладость настоящей охоты на зверя!.. С низкого старта Боб припустил за движущейся мишенью так, что только мелькнули уши, вытянулись за спину параллельно земле. Он летел роскошной рыжей стрелой, оглашая округу звонким визгом победителя. Кот, не растерявшись, где-то далеко впереди вильнул в сторону домов. Боб не уступал, нагоняя.

И теперь Катя в панике карабкалась по осыпающемуся песку. Давно потеряла она Боба из вида, бежала на доносившийся издали визг. Сухой мелкий песок набился в легкие спортивные тапки, мешал бежать и натирал голые ноги. Дыхание сбилось, и сердце выпрыгивало из груди, подступив к горлу тяжелым солоноватым комком. Катя боялась, что пес просто-напросто потеряется в малознакомом месте, не найдет обратной дороги. Она бежала, громко крича:

– Боб! Боб, ко мне! Боб, вернись!

Несколько раз, когда Боб влипал в серьезные собачьи неприятности и понуро приплетался домой с исполосованной острыми когтями мордой, Катя решала для себя вопрос: что выбрать – спокойную размеренную жизнь на поводке или же пьянящую радость свободы. И, приняв за друга окончательное решение, делала вид, что готова будет сказать в тяжелую минуту: «Он прожил короткую, но яркую жизнь!»

Сейчас же, услышав в отдалении истошный вопль, переходящий в злобное рычание и снова в визг, на этот раз визг боли и отчаяния, Катю прошиб холодный пот. Она бежала, не разбирая дороги, все быстрее и быстрее, не замечая острых иголок за грудиной, не чувствуя боли в стертых в кровь ногах. Бежала на звук отчаянной свары, в котором четко различала знакомый собачий тенор.

Злобное рычание уже окончательно сменилось истошным воем на одной высокой ноте, а Катя все опаздывала на помощь, лишь вычислив двор, со стороны которого доносились звуки поражения.

Бездумно толкнув калитку чужих ворот, она влетела в незнакомый двор, аккуратно вымощенный квадратами плитки с густо пробивающейся сквозь стыки ровно подрезанной щеткой травы, и остановилась в нерешительности.

Стояла угрожающая тишина, нарушаемая только звуками детских голосов в отдалении да льющейся откуда-то песней «Когда переехал, не помню…».

Катя еще раз нервно огляделась по сторонам. Старые качели на толстых канатах между двух берез, плетеные кресла возле такого же ротангового стола с лежащими на нем газетами…