– Кого же? – с любопытством спросил Попов.
– Цепкину.
– А почему?
– Она вернулась в половине третьего, пришла с тяжелим рюкзаком, и как вы представляете, чтобы она за пятнадцать минут все это провернула?
– На крыльях? – и в голосе Ермолкина явственно прозвучала едкая ирония.
– Да, маловероятно, – нехотя согласился Попов.
– А что из себя представляет эта Цепкина? – поинтересовался Дудынин. – Из ваших рассказов я понял, что она очень колоритная особа.
– Это точно, – с воодушевлением подтвердил Попов. – Настоящая русская баба.
– Попрошу не выражаться! – тонким фальцетом взвизгнул прокурор.
Слегка задремавший Скворцов тут же пришел в себя и даже подпрыгнул на стуле.
– Извините, Олег Константинович, – стушевался следователь.
– Что вы раздражаетесь из-за такого пустяка? – недовольно спросил Дудынин. – Чем вам не нравится слово «баба»?
– Всем! – отрезал прокурор. – Но сейчас не время дискутировать на эту тему. Давайте обсудим возможность того, что Тишкина была убита раньше половины третьего.
– Четверть третьего – крайняя черта, – уверенно заявил Попов. – Три свидетеля: Тарасова, Редькина и Бочкин – утверждают, что рука была теплая.
– А им не могло показаться? – хмуро спросил прокурор.
– Я понимаю, что в такой ситуации все могло быть, но три человека говорят одно и то же. Двое еще могли бы ошибиться или солгать, будучи сообщниками, но трое?
– А если бы прошло много времени, то рука была бы холодной, – размышлял вслух прокурор, выдыхая дым куда-то в сторону.
– Да и к тому же Бочкин какой-никакой, но все же врач. Он в состоянии определить время смерти, – добавил Попов.
– А что, если Бочкин солгал? – высказал предположение Дудынин. – Убийство могло произойти раньше, а Бочкин наврал, чтобы обеспечить себе алиби.
– Но ведь Тарасова и Редькина подтверждают, что рука была теплая, – напомнил ему Скворцов.
– Наврав таким образом, Бочкин не обеспечивал себе никакого алиби, так как он вернулся не раньше четверти третьего, – сердито проговорил прокурор. – И довольно об этом. С отпечатками, полагаю, тоже глухо? – резко спросил он Попова.
– На проводе обнаружены пальчики Тарасовой и Редькиной, они его разматывали, а в доме полно отпечатков.
– Кому они принадлежат?
– Разным людям. Вот список, Олег Константинович, – и Попов протянул ему лист бумаги. Ермолкин прочел фамилии. Они ровным счетом ничего ему не сказали.
– Вы все же, Кирилл Александрович, попросите Тарасову подумать, все ли из тех, кто оставил отпечатки в доме, приходили к ней в гости. Я хочу сказать, – пояснил Ермолкин, видя недоумение на лице Попова, – что кто-нибудь из этого списка – убийца, оставивший отпечатки в момент совершения преступления. Покажите список Тарасовой и попросите её подумать, нет ли в нем человека, которого она никогда не приглашала к себе в гости. Понимаю, что шанс мизерный, так как здесь перечислены фамилии почти всех жителей, включая подозреваемых, и крайне маловероятно, что преступник – человек, отсутствующий в этом списке. Однако, сколь это ни проблематично, будем хвататься за любую соломинку. Теперь о другом. Я понял так, что на пустой чашке, на столе, на ручке входной двери и еще в некоторых местах были обнаружены отпечатки покойной, все правильно?
– Совершенно верно, Олег Константинович, – подтвердил Попов.
– Странно, что отпечатки были на чашке и столе, вряд ли живая Тишкина брала в руки чашку и садилась за стол. Это бессмысленно.
– А как вы думаете, Олег Константинович, вдруг Тишкина с сообщником вошли в дом и сели пить чай? – спросил Скворцов, но как-то не очень уверенно.
– Что же, по-вашему, в дом забрались с целью попить чаю? – в голосе прокурора звучала неприкрытая ирония. – Я бы посоветовал вам, Владимир Андреевич, сначала думать, а потом спрашивать.
Скворцов покраснел, но промолчал.
– Значит, – продолжал прокурор, – убийца вложил в мертвую руку чашку и приложил пальцы к столу.
– Но до стола она могла дотронуться сама, или её отпечатки могли остаться с прошлого посещения, – не согласился полковник Дудынин.
– Что же, по-вашему, стол не вытирают? – с иронией спросил Ермолкин.
– Надо спросить Тарасову, когда у нее последний раз была Тишкина и вытирался ли стол.
– Если вам хочется тратить время на пустяки, это ваше дело, а вам, Кирилл Александрович, я не рекомендую задавать глупые вопросы.
При этих словах краска бросилась в лицо Дудынину, но усилием воли он сдержался.
– А еще, – как ни в чем не бывало продолжал прокурор, – меня беспокоит провод.
– А что с ним? – удивился Попов.
– На первый взгляд ничего, но он слишком длинный. По-моему, им очень неудобно душить.
– А действительно! – воскликнул Попов. – И как это я не подумал!
– На мой взгляд, ничего странного, – усмехнулся Ермолкин.
Нагрубив следователю и с удовольствием затянувшись пару раз, он принялся развивать свою мысль дальше.
– Предположим, её задушили чем-то другим, а провод намотали потом.