Убийства в Чумном дворе

– И разве тебе сразу не бросается в глаза ошибочность этого утверждения? – спросил Г. М., который терпеть не мог, когда ему напоминали о его ошибках. – Ладно-ладно, я признаю, что не сразу в этом разобрался, но по сути все тут яснее ясного. Дарворт, по словам Джозефа, хотел, чтобы Джозеф продолжал следить за кем-то, кто может причинить вред. Вот что Джозеф сказал Кену и Мастерсу; это была его история. Ну, можно ли придумать что-нибудь более нелепое, чем позволить кому-то накачать себя морфием, чтобы оставаться начеку? С какой стороны ни посмотри, дело было подозрительным. Неправдоподобным… Но было и другое объяснение, настолько очевидное и простое, что понадобилось много времени, прежде чем оно пришло мне в голову. Предположим, старина Джозеф вовсе не был наркоманом. Предположим, все остальные были правы, и все, что у нас было, – это его собственные слова, которые мы приняли за чистую монету? Предположим, вся эта история была выдумана, чтобы отвести подозрения? Допустим, тогда он действительно принял дозу морфия – он не мог бы подделать реальные физические симптомы… Хотя хороший актер смог бы – дрожащая рука, блуждающий взгляд, подергивания и лепет. К тому же мы ведь инстинктивно убеждены, что ни один человек не признает себя наркоманом, если он не наркоман. Тонкая психология, сынок, не такая уж плохая штука.

Как я уже сказал, я сидел и думал….Итак, сказал я себе, давай примем это как рабочую гипотезу; есть ли что-нибудь подтверждающее ее? Можно ли было, например, доказать, что Джозеф отнюдь не идиот, каким он притворялся, и имеет все черты опасного персонажа? Еще раз взгляните на его историю. Он сказал, что Дарворт нервничал из-за того, что на него кто-то мог напасть из этого круга. Из показаний других мы узнали, что Дарворт нисколько не нервничал из-за того, что собирался бдеть в одиночестве в том доме. А если он чего и опасался, то это исходило не из данного круга, так что отложим это в сторону… Что я знал, как я уже говорил вам, так это о плане Дарворта: его сообщник должен был инсценировать ложное нападение на него. Следовательно, если бы сообщник был членом того круга в гостиной, разве Дарворт попросил бы Джозефа продолжать наблюдение? Боже помилуй нас, джентльмены! Джозеф, возможно, увидел бы сообщника, поднял шум и развалил бы весь план! С какой стороны ни посмотри на историю Джозефа, она выглядела одинаково сомнительной. Но это была именно та история, которую он мог бы рассказать, чтобы защитить себя, будь он действительно тем самым сообщником и убей он Дарворта вместо того, чтобы помогать ему. После чего он вколол себе морфий, дабы обеспечить алиби.

Остановимся еще немного на этой довольно зловещей фигуре и изучим вторую причину, по которой мы его не подозревали, – то бишь заявление о том, что он был всего лишь прикрытием Дарворта, чтобы взять вину на себя в случае неудачи. Опять же, кто нам это сказал? Только Макдоннелл, который проводил расследование, и Джозеф, который признался в этом. И мы приняли это… Боже мой, как безропотно мы это приняли! Мы полагали, что Джозеф просто пребывает как бы в тумане, в то время как Дарворт делает всю работу, о которой парень ничего не знал. Но потом я вспомнил – цветочная ваза…

Дым наших трубок и сигар смешивался с паром от чаши для пунша. За пределами света настольной лампы мрачное лицо Г. М. выглядело сардоническим. Запоздалое такси просигналило на набережной, гудок резко прозвучал в утренней тишине. Холлидей наклонился вперед.

– Вот о чем я хотел бы знать! – сказал Холлидей. – Тот цветочный горшок, который свалился с потолка или откуда-то еще и, черт возьми, чуть не размозжил мне голову. Мастерс как-то слишком легко и снисходительно объяснил, что это был известный старый трюк. Ха-ха! Но этот старый трюк чуть не прикончил меня, и если это был свинья Джозеф… или Гленда Дарворт… если это сделала она…

– Конечно, это она и сделала, сынок, – отмахнулся Г. М. – Налей-ка мне еще немного лекарства отца Флаэрти, хорошо? Хм. Ха. Спасибо. А теперь перенесись мыслями в то время. Ты с Кеном и Мастерсом стоял ближе к краю лестницы, верно? На самом деле, вы стояли к ней спиной. В том-то и дело. И вот подошли майор, Тед Латимер и Джозеф немного позади них. А теперь скажи мне: какой там пол?

– Пол? Каменный. Каменный или кирпичный. Думаю, что каменный.

– Ага. Но я имею в виду то место, где вы тогда стояли, в задней части зала, где старый пол еще не был разобран. Тяжелые доски, а? Довольно шаткие. Лестница затряслась?

– Да, – сказал я. – Я помню, как доски скрипели, когда Мастерс сделал шаг.

– И площадка лестницы была как раз над головой молодого Холлидея, а? И там были перила. Понимаете? Это трюк незабвенной Энн Робинсон. Разве вы никогда не замечали, что в старом холле с шаткой лестницей, если вы случайно наступите на основание лестницы, она затрясется, а перила лестничной площадки задрожат? Так что, если на эти перила поставлен тяжелый груз, то при малейшем колебании он сорвется…

Помолчав, он продолжил: