Убийства в Чумном дворе

– А! Тебе не помешает взглянуть на нее. Это Джеймс. – Он резко отвернулся, спросив меня, видел ли я когда-нибудь марлевую эктоплазму медиума на сеансе, обработанную светящейся краской. – Марлю можно спрессовать до размера почтовой марки, сэр, и приклеить к промежности медиума. Одна женщина в Балхэме обычно так и делала, прежде чем позволить себя обыскать. Оставляла на себе только два предмета одежды, выше и ниже талии, и так ловко манипулировала ими, что проверяющие готовы были поклясться – все чисто…

Наверху раздался звонок во входную дверь. Я уставился на точную копию лица Джеймса Холлидея, на холщовый рабочий фартук Дарворта, аккуратно сложенный на спинке стула. Присутствие Дарворта так отчетливо ощущалось здесь, как будто я видел его стоящим у этого верстака, его шелковистую каштановую бородку, очки и непроницаемую улыбку. Эти атрибуты оккультизма казались еще более отвратительными из-за того, что были фальшивками. И Дарворт оставил после себя еще одно, еще более ужасное, наследие – убийцу.

В моем сознании отчетливо всплыла картина: служанка стоит перед закрытой дверью комнаты Теда Латимера незадолго до рассвета и слышит ликующий возглас незваного гостя: «Ты даже не подозревал об этом, верно?»

– Мастерс, – сказал я, все еще глядя на маску, – кто, о боже!.. Кто проник в комнату этого Теда сегодня утром? И почему?

– Ты когда-нибудь видел фокус с грифельной доской? – невозмутимо спросил инспектор. – Послушай. Господи, жаль, что я не смею отщипнуть хоть чего-нибудь из этого барахла! В магазинах это дорого, гораздо дороже, чем я могу себе позволить… – Он повернулся ко мне, и его голос стал суровым. – Кто? Я сам бы хотел это знать. Я бы очень хотел это знать. И я начинаю волноваться, так что помоги мне. Надеюсь только, что человек, который заходил к молодому Латимеру сегодня утром, это не тот, который…

– Что? Что ты имеешь в виду?

Тихим голосом он продолжил:

– Не тот же самый человек, который заходил к Джозефу Деннису сегодня днем и шел по дорожке, ведя Джозефа к тому дому в Брикстоне, и похлопывал его по спине…

– О чем это ты, черт возьми?

– О телефонном звонке, ты не помнишь? Телефонный звонок сержанта Бэнкса, когда сэр Генри нес всю эту чушь о зоопарке на Рассел-сквер. Он так распалился из-за этого звонка, что я ничего ему тогда не сказал. И, кроме того, не думаю, что это так уж важно. Вряд ли важно! Черт возьми, я не собираюсь заводиться, как прошлой ночью!

– А что было-то? – спросил я.

– Ничего особенного. Я послал Бэнкса, надежного человека, навести справки об этом доме и миссис Суини, которая им управляет. Я сказал ему, чтобы он был начеку. Кажется, прямо через дорогу есть овощная лавка, и он стоял в дверях и разговаривал с зеленщиком, когда подъехало такси. Зеленщик указал на Джозефа, выходящего из машины вместе с каким-то мужчиной, который похлопывал его по спине и вел к воротам в ограде вокруг дома…

– С каким мужчиной?

– Они не разглядели. Был туман, и шел дождь, и кузов такси мешал. Они видели только руку, подталкивающую Джозефа. Когда такси отъехало, эти двое уже были за оградой. Говорю же, все это чушь собачья! Это был всего лишь звонок, и что, черт возьми, я мог с этим поделать?

Он пристально посмотрел на меня, а потом сказал, что нам лучше подняться наверх. Я никак не прокомментировал эту историю, я только надеялся, что он прав. На лестнице мы услышали новый голос, доносившийся из холла. Посреди этого холодного помещения стояла Мэрион Латимер с бледным лицом и протягивала Макдоннеллу смятый листок бумаги. Она часто дышала и чуть вздрогнула, увидев нас, выходящих из двери в дальнем конце холла. Откуда-то совсем рядом доносился голос Г. М., гремевший по телефону, хотя мы не могли разобрать ни слова.

– …В Эдинбурге о нем, должно быть, что-то известно, – почти умоляюще говорила девушка Макдоннеллу. – Иначе зачем им посылать эту телеграмму?

Я и раньше отмечал, что она красива, даже в тот мрачный час среди убожества Чумного двора, но теперь на фоне сверкающего холла она была ослепительна. На ней было что-то мерцающе-черное, с большим воротником из белого меха, черная шляпка. Возможно, все объяснялось ее взволнованностью или же густым макияжем, однако, несмотря на бледность лица, ее взгляд стал мягким и притягательным, как будто она снова обрела себя после какого-то пагубного морока. Мэрион тепло поздоровалась с нами.

– Я не смогла удержаться и пришла сюда, – сказала она. – Мистер Макдоннелл оставил сообщение, куда он направляется, и написал, что хочет меня видеть. Я хотела, чтобы все вы это прочли. Это от моей матери. Сейчас она в Эдинбурге… Она проживает там…

Мы прочитали телеграмму, в которой говорилось:

МОЕГО МАЛЬЧИКА ЗДЕСЬ НЕТ, И ОНИ ЕГО НЕ ПОЛУЧАТ.

– А, – сказал Мастерс. – Это от вашей матери, мисс? Есть идеи, что это значит?

– Нет. Я хотела спросить об этом вас. Если только он не поехал к ней… – Она махнула рукой. – Но зачем ему?

– Простите, мисс. Мистер Латимер всегда сбегает к матери, когда попадает в беду? – не скрывая презрения, спросил Мастерс.