Убийства в Белом Монастыре

– Вот! Вот теперь вы коснулись того, что меня очень серьезно заинтересовало. Он был любовником этой женщины. Между ними не велось разговоров о браке, никогда. Он не только принимал этот статус, но и помог ей завлечь Канифеста в надежде на брак. Если бы у него были хоть какие-то возражения и он не знал бы, что она уже замужем, разве в обоих случаях он не сказал бы: «Слушай, ты что, серьезно хочешь вести дела с Канифестом?» И если бы речь шла просто о ревности мужа, он бы точно ревновал к богатому и могущественному человеку вроде Канифеста, а не к какому-то невнятному типу, который склонен держаться в тени. Не стремясь стать ее мужем, довольствуясь ролью любовника, с чего бы он впал в ярость по поводу мужа? Я подумал: ярость, вот как? Это не похоже на ярость любовника, узнавшего, что его дама замужем, едва ли. Скорее уж муж внезапно выясняет, что у жены есть возлюбленный…

– Хотите сказать, Эмери не знал?

– Подождите, мой мальчик. Пока мы просто рассматриваем факты. Вот что меня поразило. Говорю же, сидел я, думал, и вдруг вылезло еще кое-что, что мне не понравилось. Помните ту таинственную фигуру с окровавленными руками, блуждавшую по галерее и наткнувшуюся на Луизу Кэрью? Как они исхитрились встретиться? На данный момент известно, что крошка Луиза, выпив огромную дозу снотворного, сунула хлыст в карман и собралась в павильон, чтобы попортить Тэйт физиономию (явно под действием лекарства – она намеревалась идти по снегу в легких шлепанцах). И как этот убийца наткнулся на нее? Конечно, он мог отскочить в сторону и сделал бы это, если бы… если бы понимал, куда он идет. Иными словами, он не бродил бы в темноте, пытаясь найти, где тут можно помыть руки, знай он планировку дома.

Но это не могло служить доказательством, и я вдруг вспомнил, что Эмери единственный из всех не верил, будто Тэйт убили в павильоне. Помните? Райнгеру пришлось орать на него по телефону и все повторять, мол, в павильоне, в павильоне, говорю же вам. Даже тогда он решил, что Райнгер попросту пьян. И когда он говорил с нами, он тоже уверял, что это чушь! Я вдруг осознал, что из всех самооговоров, которые я когда-либо слышал от преступников, это был самый вопиющий!

И я подумал: так-так, что у нас тут есть? Масса наводок и того, что можно принять за наводки.

Теоретически дверь, ведущая в галерею, была закрыта, следовательно, убийца пришел с другой стороны. Но мы не верим, что это был Бохун. Это какой-то гипотетический персонаж, который не знает дом, который прибыл со стороны и у которого есть машина. И человек, который соответствует этим требованиям, находится, да еще он заявляет, что женщину убили не в павильоне.

И какие против этого должны быть возражения? Ну во-первых, как мог Эмери, метавшийся среди ночи по незнакомому дому, безошибочно найти комнату, где находилась эта женщина, тем более что она не собиралась туда идти?

Во-вторых… ну чистая показуха же! Я подумал, что эта кажущаяся сложность могла – ну, именно что только могла – стать ответом на загадку убийства. Вот Тэйт ждет Бохуна в этой комнате, не смея вернуться в павильон. Но Джону было сказано идти в павильон сразу после возвращения – она полагала, что так он и сделает, и хотела его перехватить. Допустим, он направился туда, обнаружил, что она исчезла, и, может быть, поднял шум… И? Как бы вы поступили на ее месте?

После долгого молчания Катарина сказала:

– Думаю, я бы подождала у окна, пока не услышу, что подъехала его машина. Тогда я, наверное, спустилась бы к боковой двери и крикнула ему, что я в его комнате…

Она умолкла.

– Гм-гм, – сказал Г. М., важно кивая. – И думаю, вы заметили, что крыша навеса закрывает всю подъездную дорожку, кроме того конца, который ведет к конюшне. Я сам смотрел, чтобы убедиться. Из комнаты короля Карла видна только малая часть дорожки. А? Ну вот, вы слышите, как подъезжает машина. Вы и ждете машину, и вам в голову не приходит, что в таком уединенном месте в три часа ночи может появиться какая-то иная машина, кроме той, которую вы ждете. Верно? И вот в соблазнительном неглиже вы либо выглядываете из окна и шепчете, либо тихо спускаетесь к двери на лестницу и шепчете предполагаемому Джону Бохуну, что вы не в павильоне, а в его комнате. Слушайте!

Он разложил листы из пачки.

«Клянусь – и надеюсь повторить это однажды перед лицом Господа, – я не хотел убивать ее. Карлу я не поверил. Я просто решил поехать туда и посмотреть самому, мне казалось, иначе я сойду с ума. Дело было так. Когда я попал в больницу, после того как съел эту отравленную конфету, пришел Карл и сказал: мол, я говорил тебе, Канифест – их золотая жила, и теперь, если у тебя есть хоть толика храбрости, иди и сообщи ему, что ты ее муж. Он сказал: боже, ты что, хочешь быть всеобщим посмешищем? Будь мужчиной, а? И снова стал повторять мне все то, о чем я уже слышал много раз, но не верил. Она клялась, что это неправда, всегда клялась. Она сказала, если я оставлю ее в покое и дам ей делать карьеру, она в жизни ни на кого, кроме меня, не посмотрит.