Убайдулла-наме

Теперь, когда дело уже ушло из рук, когда эмиры и войско выжгли на своих нераскаянных лбах клейма мятежа и, дерзко взявшись. [за осуществление своей цели], — авось трудное дело-де удастся, — по мере возможности стараются довести его до конца, — нам, рабам, приходит на мысль, что вам надлежит отправить ставку и гарем в поместье джуйбарских ходжей, а самому, своею благословенною персоною, направиться в крепость Бек-Мухаммеда парваначи или в Тараб, где румцы[363] уже готовы, имея рколо двухсот ружей. И если [даже] один день за это время прошел бы в [безопасности для вас], большинство рабов, помня хлеб-соль своего господина, явятся послужить [вашему величеству] и не пожалеют отдать жизнь за своего государя. /235а/ В эту темную ночь, когда нельзя отличить друга от врага и когда никто не знает, о чем думает и помышляет благожелатель и что затевает бунтовщик, только одно определение известно, что враг овладел высоким арком. Положение государя представляется [нам] трудным. Если же говорить об отдаленных крепостях, [куда можно укрыться], то существует крепость Чарджуй, равно Андхуд, и в которую из них благоугодно будет направиться государю, одинаково будет хорошо. Но оставаться [здесь] в этом месте, проявляя [излишнюю] смелость, является причиною [грядущего] огорчения, так как сказано:

Четверостишие:

Кто тебя боится, того и ты бойся, мудрый человек!
Если же тебе придется вступить в бой,
То не видишь ли ты, что когда кошка слабеет,
Она [в отчаянии] выцарапывает тигру глаза [своими] когтями.

И другие тоже стихи:

Когда судьба бессильна [что-нибудь сделать], она ласкает [человека],
[Уподобляясь] ужасному дракону, который играет с муравьем.

Поскольку сущность убийства и мученичества злополучного государя была предрешена в судебном установлении судьбы сообразно коранскому выражению: *когда наступит их срок смерти, они тогда ни на один час не отсрочат ее, как и не ускорят[364], то она [теперь] была /235б/ окончательно утверждена, письменное решение рока запечаталось печатями: *все, что на ней [на земле], — исчезает[365]. И до слуха государя донесся голос, взывающий: *возвратись к господу твоему удовлетворенным, удовлетворившим[366].

И государь сказал: “Вы говорите, что нужно ехать в такую-то и такую-то крепость, это — один из видов совета, но как я могу освободиться от собственной мысли, что я сам сделаю весь народ растоптанным конями несчастий, и государство, о благоденствии и процветании которого я за это время [так] старался, ввергну в погибель ради спасения лишь единственной своей жизни? Все, что в предвечности мне суждено, я предпочту перенести, но никогда не сделаю такого бесславия. Я очень хорошо отдаю себе отчет в том, что обратившись спиною к врагу, я предпочту бегство [всему прочему]. Я не сделал зла? этой группе узбеков, чтобы мне стать причиною такого [позора]. Если эти неблагодарные негодяи замышляют против меня злое, я поручаю их богу”. И государь прочитал такие стихи:

“Вследствие превратностей судьбы постигли меня сцепления разных обстоятельств,
Хотя для рока эти сцепления не имеют значения,
/236а/ До каких же пор возможно переносить страдания горестей судьбы!
Увы, нельзя больше [их] переносить!
При всем [своем] расстройстве и [несчастном для меня] круговороте судьбы я, однако,
Ни на шаг не отступлю от пути упования на аллаха.
В тетрадях узбеков не бывает письмен, трактующих об искренней преданности,
Как не найдешь коранского содержания в [обычной] переписке.
Я надеюсь, что он [аллах] возьмет мои упавшие руки
В тот день, когда все [мои] дела рухнут”.

Такого рода слова говорил государь, пренебрегая советом своего караула, потому что этот совет не соответствовал его характеру, которому были свойственны: храбрость, энергия и мужество, — почему он и не послушал караула. Он считал для себя бесчестьем выказать страх и бежать. Он сказал: “Если мне [еще] не суждено погибнуть, то первопричина найдет для себя причину, если же моя жизнь приблизилась к концу, то что за важность, — я почту за счастье быть в почетном ряду мучеников.