А потом общая побудка в шесть утра — соло на мусоровозе, вместо гимна. Вернее, это и есть настоящий гимн России, а не тудум-ту-ту-дудум на слова Михалкова — когда биииип-биииип-бииипп сигнал. Это мусоровоз проехать не может, потому что какой-то мудак запарковал свою «девятку» поперёк проезда. Потом выходит мрачный с похмелья водила и орёт зычным голосом на весь тихий утренний двор: «Какое ебаное чмо тут свою телегу поставило? Быро убрал нахуй!». А потом пинки по колесу, и сигналка вау-вау-вау-вау минут десять, пока не прозвучит короткое бип-бип — вышел, значит, владелец, дай ему бог альтернативного счастья во весь анус. И гулко разносится по двору содержательный диалог: «Какого…» — «Да сам ты…» — «Да сам пошёл!» — «Да я тебя…» — «…а монтировкой?» Потом «девятка», наконец, уезжает, провожаемая обещаниями в следующий раз «вывалить весь этот ебаный мусор тебе на капот!», и аудиоспектакль переходит к финальному действию — взыыыы — бемц — взыыыы — бумбумбум — хуяк! Это раздражённый водитель мусоровоза ебошит со всей дури контейнерами об асфальт, представляя на их месте эту сраную девятку или голову её водителя…
Понятное дело, что от жизни такой в городах люди свирепеют, глупеют и подаются в маньяки, гаишники или даже в эффективные менеджеры. А что им ещё остаётся? Так всё и задумано, и не нами. Это чтобы тебе из дому лишь бы съебаться было, хоть бы и в офис, хуй с ним. Иначе кто бы в здравом уме в эти офисы ходил? А отдыхать приходится в пробках, но и там какое-нибудь мудло будет тебе бибикать и фарами моргать, чтобы не расслаблялся. Типа он один тут такой умный, а я от нехуй делать стою, а не потому, что впереди какой-то дед на своём антикварном «Москвиче» закипел.
Так что человек должен жить в своём доме. Желательно, где-нибудь в лесу, на берегу чистой речки, чтобы только соловьи, лягушки и кузнечики. Чтобы выйдешь ночью поссать с крыльца — а там звёзды, ветер листвой шелестит и до ближайшего офиса двести вёрст лесом.
Вот как-то примерно так я это тогда Йози и объяснил. Не этими словами, но с этим смыслом. Мол, оставьте меня все в покое — в глуши, в дому, с камином и стаканом. Можете, ладно, интернет ещё провести, но это уже не обязательно. От него суета одна и неблаголепие — начинаешь нервничать о вещах, совершенно тебя не касающихся. Что мне та нефть, та валюта и тот президент? Кто мне все эти люди, изящно высмеивающие вещи, в которых ничего не понимают? Зачем мне знать о тысячах явлений, которые мне не нужны, тысячах событий, которые произошли не со мной, и тысячах людей, которых я никогда не увижу? Слишком легко поверить в то, что это действительно нужные явления, люди и события — ведь не самые глупые люди это придумывали.
Но Йози не отставал.
— А как же судьба, предназначение? Для чего тогда жить?
— Йози, отстань. Не верю я в судьбу, а уж в предназначение тем более. Это от праздности ума всё. Сидит такой человек, и на склоне дней голову ломает — в чём же был смысл всей этой суеты? Ради чего он жил? Не был ли он предназначен для чего-то и исполнил ли своё предназначение?
— И что ты об этом думаешь? — спросил Йози. Нет, всё же иногда его заносит, ей-богу.
— А я должен об этом думать?
— Да, — ответил Йози с таким серьёзным лицом, что мне даже неловко стало. Как по мне, такие думки относятся к области бессмысленного умственного онанизма. Признак нездоровой праздности ума. Но это же не значит, что моя точка зрения единственно верная, правда?
— Йози, — сказал я осторожно, — ты слышал анекдот про солонку?
— Нет, — ответил он, — А при чём тут солонка?
— Ну вот, представь себе: помер некий человек, попал на тот свет, увидел Бога. И спрашивает его: «Господи, вот прожил я семьдесят четыре года. Прошёл войну, голод, учёбу, работу, вырастил детей, похоронил родителей, трудился, боролся, болел, страдал и радовался… Но в чём же именно был смысл моей жизни?». Посмотрел на него Бог, вздохнул и спросил: «Помнишь, 72-й год, поезд Москва-Армавир?» — «Помню, Господи». «Помнишь, ты ещё выпил тогда в купе с попутчицей, и в вагон-ресторан её повёл, думая развести на поебаться?» — «Велики грехи мои, Господи…» — «Да что вы всё про грехи… Помнишь, там за соседним столиком мужичок такой сидел, в пиджачишке тёртом? Солонку попросил тебя передать?» — «Помню, Господи». «И ты ему солонку передал». «Ну и что, Господи?» — «Ну и вот».
Йози задумался. Некоторое время он молча орудовал маленькой трещоткой на десять, прикручивая правое крыло, потом сказал:
— Это очень жестокая история. И совсем не смешная.
— Так вот же, Йози, и я о том же. Солонку, там, передать, старушку через дорогу перевести, или, к примеру, вести в бой легионы… Чушь это всё. Я абсолютно уверен, что никаких "старушек" или "солонок", да и вообще никакого такого рода смысла быть не может.
— Почему?