У зла нет власти

– Гарольд, – голос Оберона вдруг сделался очень теплым, – дружище. Такие, как ты, остаются частью Королевства, даже если они днем торгуют в лавке сыром, а вечером нянчат дюжину сопляков. Ты забыл – но ты ведь вспомнил! И не огорчай меня своим виноватым видом: я виноват куда больше, но не ношу ведь черное и не заливаюсь слезами!

Он снял перчатку и протянул Гарольду ладонь. Они стояли почти минуту, сжимая руки и глядя друг другу в глаза. У крыльца Уйма стоял, положив лапищи на хрупкие плечи Филумены; принц Александр переминался с ноги на ногу и смотрел в сторону.

– Далеко успели уйти обозы? – тихо спросил Оберон. – Женщины, дети?

– Далеко, – Гарольд кашлянул. – Я надеюсь.

– Эта тварь может быть опасна в агонии. Ланс затопил город, разлился очень широко, держит оборону… но ему тяжело. И еще меня тревожит один человек… Короче говоря, или мы покончим с Саранчой быстро – или это обернется новыми бедами.

– Значит, покончим быстро, – тихо сказала я.

Оберон искоса на меня посмотрел.

Это бы особенный взгляд. У меня дух захватило.

* * *

Фиалк повернул к нам зубастую морду. Его грива висела до земли, по острым клыкам то и дело пробегал розовый длинный язык – будто Фиалк точил зубы перед боем. Оберон, ни слова не говоря, подсадил меня в седло – мои ноги повисли, не касаясь стремян.

Я умею летать, но на спине Фиалка я ощутила себя… как на вершине мира. Заснеженной вершине, тем более что он был такой белый и теплый на ощупь и косился на меня через плечо хоть и насмешливо, но по-дружески. У меня захватило дух, а тем временем Оберон вскочил на спину Фиалка за моей спиной. Конь щелкнул крокодильими челюстями, нижние клыки поднялись торчком, как усы на старинном портрете. Не дожидаясь видимой команды, тронулся шагом через двор к воротам.

– Ничего не бойся, – тихо сказал король.

Мне и в голову не могло прийти чего-то бояться в такой компании.

Нас провожали взглядами. Гарольд несколько шагов прошел рядом, глядя снизу вверх с надеждой, со страхом, немножко – с ревностью. Стражники салютовали мечами, Уйма потрясал палицей, принцесса Эльвира стояла на низком балконе, сцепив перед грудью пальцы…

Заскрежетали блоки. Дрогнули створки ворот, поползла вверх решетка. Створки плавно расходились, в щели между ними показался мост.

– Как раскрывать щит, помнишь?

– Да, ваше величество.

Оберон не видел, как перед замком некроманта я удерживала защиту над нашей маленькой армией. Правда, недолго и не очень надежную… Но мне все-таки захотелось, чтобы кто-нибудь ему об этом рассказал. Пусть не сегодня. Потом.

Створки разошлись. Я направила навершие посоха между ушами Фиалка и раскрыла невидимый зонтик. Посох дрожал в моих руках, обещая впереди опасность. Там, за стенами, ревела Саранча, этот рев заглушал даже непрерывно трубящие рога; когда мы показались в воротах, слитный вой сделался таким плотным, что, казалось, уши прогибаются внутрь головы.

Не дожидаясь, пока мост ляжет на противоположный край рва, Фиалк пошел на разгон. Простучав копытами по мосту, как по взлетной полосе, он оттолкнулся и взлетел. Рев Саранчи сразу ухнул вниз, я перехватила посох, будто весло, направив навершие к земле. В круглый щит посыпались стрелы, камни, копья – щит вздрагивал, морщился, как полиэтиленовый кулек, но держал, и стрелы отскакивали, а камни валились на головы многоногам.

– Отлично, – пробормотал Оберон. – Фиалк, зенит.

Мы рванули верх почти вертикально. Я чувствовала, что Оберон придерживает меня – я бы и без того не свалилась, в его жесте было что-то от чрезмерной опеки. Но все равно мне хотелось, чтобы он подольше не убирал руку с моего плеча.

– Мне важно не отвлекаться на стрелы, – я слышала его голос сквозь свист ветра в ушах. – Это филигранная работа, понимаешь, тут рука дрогнет – и все сначала… Даже хуже, чем сначала.

Под нами открылся замок, облитый Саранчой, будто черным морем. Ланс разлился, и город стоял под водой – только виднелись верхушки крыш, на них отдыхали вороны. Я впервые увидела птиц поблизости от Саранчи и с запозданием поняла, что раньше-то, кроме некроманта и его посыльных, пернатых не было видно. От начала нашествия птиц будто отменили вовсе. А теперь они вернулись.

Затоплены были порт и прибрежные луга, Саранча подступила к самой кромке воды, но пока не решалась форсировать реку. По воде шла мелкая рябь – мне почудилось, что я вижу усилие, с которым река удерживает оборону. Вода застаивалась, мутилась, на поверхности плавал мусор…

– Страшно? – спросил Оберон.

Я мотнула головой.

– Посмотри на них, Лена. Это миф. Чье-то ожившее предание о войске, которое идет, сметая все вокруг. Кошмар множества людей, кошмар смутного времени, умирающего Королевства…

– Но ведь Королевство не умрет?!

– Нет. Эта штука, очень страшная, на самом деле уже обречена. Мы просто легонько уколем ее, намекнем тихонько, что король на месте и не стоит беспокоиться…