У зла нет власти

И еще я вспомнила недоверчивые вопросы Максимилиана: неужели я в самом деле собираюсь сражаться? А знаю ли я, что такое настоящая война? И взгляды, которые он при этом на меня бросал: видно, думал о том же, что сейчас вслух проговорил принц-деспот. «Девчонка глупа, как веник»… Может быть, Максимилиан вполне согласен с принцем?!

– Макс, послушай…

– Выходим на изнанку, – отозвался он сухо. – Попытаемся распутать здесь.

* * *

Кабинет Гарольда был увит спутанными нитями, петли свисали с потолка, торчали изо всех стен, изо всех предметов. Обломки посоха терялись в коконе тонких и толстых волокон. К шкафу невозможно было продраться без ножниц – так плотно его оплело. Красная нитка, связанная с Обероном, встречалась то тут, то там, но никуда не приводила – висела обрывками.

Принц-деспот лежал на полу, в облачке сырого тумана. Я посмотрела ему в лицо и отпрянула: здесь, на изнанке, он и выглядел таким чудовищем, каким был на самом деле. Разные нитки обвивали его, толстые и тонкие, тусклые, оборванные, с размочаленными концами: принц-деспот был намертво вшит в историю Королевства.

Максимилиан вытащил из сумки книгу-оборотня. У меня от сердца отлегло, когда я увидела, что красная нить не побледнела – наоборот, будто налилась светом и на ощупь казалась теплой. Вот только куда она ведет? Мы с Максимилианом минут десять бродили, как в лабиринте, перебирая руками по красной ниточке, распутывая узлы и пролагая ей дорогу среди густых сетей, но самый большой узел, у входа в комнату, не смогли распутать. Нитка потерялась в ворсистом ковре.

– Дай мне посмотреть, – я взяла книгу у Максимилиана.

Томик сам раскрылся на заложенной странице. Я отодвинула закладку, вглядываясь в изображение Швеи, и вдруг меня ударило будто током: все нитки, опутывавшие книжку, и самая яркая красная нить были завязаны на листке бумаги, на этой «закладке», а не на книге!

– Макс! Смотри!

– Выходим, – сказал он отрывисто.

Наши ладони соприкоснулись. Руки Максимилиана чуть заметно дрожали.

– Все имеет изнанку… Но изнанка – только одна сторона…

Как и в прошлый раз, мне захотелось вздохнуть с облегчением, перейдя из изнанки на лицевую сторону мира. За окном все ниже склонялось солнце, принц-деспот лежал без движения, в замке грохотали сапоги, перекликались голоса и продолжалась своя, явно не мирная жизнь.

– Это записка, – Максимилиан поднес лист бумаги к глазам. – Ну-ка, посвети.

В комнате было еще достаточно светло, но я поняла, что он имеет в виду. Поднесла к бумаге навершие посоха; в зеленоватом свете на полупрозрачном тонком листе проступили выведенные от руки, с наклоном влево, слова: «Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду».

Ни подписи. Ни даты. Максимилиан понюхал записку, жадно шевеля ноздрями:

– Нет колдовства. Нет яда. Духов тоже нет, либо выветрились. Записка давняя, судя по тому, как вылиняли чернила…

– Это улика! – выкрикнула я в восторге. – Это первая серьезная зацепка, она приведет нас к Оберону!

– Ты думаешь?

– Ты же видел эти нити! Записка напрямую связана с исчезновением его величества, мы должны найти человека, который ее написал! Это женщина…

Я запнулась. Некромант заинтересовался:

– Почему именно женщина?

– Почерк женский. Кроме того… представляешь, чтобы мужчина написал такое? Королю?

– «Вы ничего мне не должны», – медленно повторил Максимилиан. – «Завтра я думать забуду». Похоже, ты права.

– И Оберон хранил эту записку столько лет! – Я волновалась, чувствуя, как разгораются щеки. – Здесь какая-то тайна, и с ней связано все, что случилось потом!

– А у него была жена? – после паузы спросил некромант.

Я призадумалась.

– Разумеется, была, мать принца Александра… Она умерла, кажется, когда принц был маленький.

– Отчего она умерла?

– Не знаю.

– Очень странно. Оберон ведь великий маг, умеет исцелять, он бы…

Не договорив, Максимилиан почесал кончик носа. Ногти у него были длинные, острые, на носу осталась красная полоска.

– Вот только не надо всяких мутных предположений, – нервно сказала я. – Маги тоже не всесильны, даже великие.

– Не всесильны, – согласился он, разглядывая бумажку на просвет. И, помолчав, добавил: – А жаль.

Если бы у нас было время, подумала я тоскливо. Мы бы обошли все Королевство с этой запиской, и рано или поздно узнали бы, кто ее написал. Хотя бы по почерку. Почерк такой особенный, витиеватый, с наклоном влево… Но времени нет, и, может быть, автор этой записки сейчас трясется на телеге прочь от города, в неведомые земли, в надежде, что туда не доберется Саранча.

– «Вы ничего мне не должны», – вслух повторил Максимилиан. – А его сын? Что он не помнит Оберона – мы знаем, а мог ли он написать такую записку?

– А почерк…

– Может, его в детстве учила чистописанию какая-нибудь фрейлина, с завитушками… «Ничего мне не должны, думать забуду». Ведь Александр, насколько я понимаю, лишен наследства?