У «Волчьего логова»

Громыхая сапогами и тяжело дыша, в управу вошел полицай. Увидев Катю, он разинул рот. Не застав ее дома, он подумал, что сбежала. Уже приготовился, наверное, получить нагоняй от немцев за то, что проворонил партизанку. А она тут. На месте.

— Уф! — отдувался он облегченно. — Пошли!

Он вывел ее из управы, щелкнул затвором и, держа винтовку перед собой, пошел позади.

— Марш к хате Томчука! Дорогу небось хорошо знаешь.

Когда подходили к хате, стрельба утихла. Гитлеровцы залегли, пока их командиры о чем-то совещались. Партизаны, вероятно, тоже не спешили расходовать патроны. Неподалеку от хаты Томчука глубокий ров, чтобы отводить от улицы вешние воды. Во рву уже сидят человек двадцать ее односельчан. Полицай командует, чтоб и Катя садилась рядом с ними. Среди арестованных она увидела старенькую мать Ивана Павловича, его дочек — Катю и Ганю. Только теперь заметила, что за сараем стоит еще группа арестованных.

Полицай закурил.

— Они не все знают — арестовали Марию и Катю Козицких, — шепчет ей старушка, мать Томчука.

Катя сразу сообразила… Козицкие к организации не имеют никакого отношения. Значит, немцам известно совсем немного, если они арестовывают просто по подозрению. Значит, не все потеряно. Значит, есть еще надежда спасти организацию, связи, спасти этих детей.

Девочки испуганно прижимались к Кате — они-то ее хорошо знали. И сознание того, что можно еще что-то сделать, спасло и ее, Катю Черную. Иначе ее сердце не выдержало бы устроенного фашистами зрелища. Горела хата, черным скелетом под шапками огня проступали стропила крыши, корчились от огня рамы окон, а оттуда, из этого ада, одиночные выстрелы, которые не позволяли фашистам приблизиться.

И Катя знала, что там побитые осколками партизаны. Немцы бросают гранаты. Гудит огонь, трещит пылающее дерево. Все ждут, что сейчас оттуда, из огня, кто-то выбежит. И вдруг там, внутри, громыхнул взрыв. Почти тут же рухнул потолок.

Полицаи по приказу немцев вошли в догорающие развалины и стали выносить оттуда: сначала пишущую машинку — ту самую, которую она, Катя, вместе с Довганем покупала в Виннице, потом аптечку, собранную ее руками… Среди прочих вещей вынесли и кубанку комиссара с нашитой на ней красной лентой. Потом вытащили два обгоревших трупа. Трудно было узнать, кто это.

Только два? И оба одного роста. А где же Довгань? Да и среди арестованных она не видит родственников Довганя. Нет, не все потеряно! Только бы фашисты не вымучили признания у этих двух девочек, у дочек Ивана Павловича. Надо их подготовить.

— Миленькие, — шепчет она им, — не верьте немцам. Ни одному слову не верьте. Они убили вашего отца. Они хотят убить вас, вашу бабушку, всех людей, которых сейчас забрали. Что бы у вас ни спрашивали — говорите, что не знаете. Вас отец закрывал в кухне, а в ту комнату не пускал. Вы не знаете, кто приходил туда. Вас будут бить, потом будут кормить конфетами, будут обещать… Ну что бы немцы ни делали — вы ничего не знаете. Тогда и вас отпустят. Нас всех сейчас поведут в тюрьму. Там, в тюрьме, могут сидеть будто бы ласковые дяди и тети. Им тоже не верьте. Их нарочно посадили немцы, чтобы узнать от вас, кто приходил к отцу.

Гитлеровцы согнали арестованных в одну группу и повели в Калиновку. Катя шла рядом с девочками и всю дорогу готовила их к предстоящим испытаниям. Арестованных было много, больше тридцати человек, но чувствовалось, что хватали фашисты всех подряд. Из подпольщиков, кроме самой Кати Кособуцкой, были еще Степа Харитончик — верный связной из организации «шули», отец Васи Гуменчука, Каленик Васильевич… На этих можно было положиться. Главное, чтоб выдержали девочки.

На первом же допросе Катя быстро поняла, в чем дело. Герфан Кильдияров сказал, очевидно, фашистам, что руководят подпольем из Павловки Петро Довгань и Петро Малой, а связные Катя Белая и Катя Черная, что явочная квартира для отправки людей в лес у Ивана Павловича — учителя. Ни одной фамилии Герфан не знал. Руководствуясь такими сведениями, легче всего было, конечно, отыскать учителя — их в селе не так много. Потом стали перебирать круг его знакомых и вспомнили, что в школе была учительница Мария Козицкая, которой он, вдовец, судя по всему, нравился. А у Марии родная сестра Катя. Блондинка. Вот и решили, что это Катя Белая. А Катя Кособуцкая хорошо была знакома с Козицкими. Вот вроде и Катя Черная есть.

Однако никаких доказательств у гитлеровцев не было. Ничего не дала и очная ставка с Герфаном. Он видел Катю Белую, когда она приходила к Архиповичу и Сидоренко сообщить, что надо торопиться с выходом в лес. Поэтому Катю Козицкую он не признал той самой Белой, что приходила в Самотню. А Катю Черную он вообще никогда не видел, только знал о ней из разговоров партизан.

Однако, несмотря на это, арестованных пытали. Жестоко били сестер Козицких, Марусю Тютюнник. Арестованные все прибывали. В тюрьме становилось тесно. Большими группами людей вывозили на расстрел.