У темного-темного леса

А вот эта дверь из гладкого неокрашенного бруса, потемневшего от времени, поросшая мхом, опутанная тонкими побегами цветущего вьюна, эта дверь не открыта и не заперта. Эта дверь заросла толстыми древесными корнями, и они заклинили ее намертво. Осталась только узкая щель между косяком и полотном, слишком узкая, чтобы сквозь нее могло протиснуться хоть что-то. Лишь легкий ветерок скользил туда и обратно беспрепятственно, и в его потоках над дверью плясали солнечные блики. Я смотрела и узнавала Лес. Эта дверь — Лес, и эта щель — моя кровь, доставшаяся мне от прабабки, восьмая часть, спящая, слабая, но все же позволяющая ветру с лесными запахами и солнечными зайчиками скользить в мою жизнь.

Я смотрела на коридор с возрастающим интересом. Эти двери — события, места и люди. Те, что были, есть или только будут в моей жизни. Все двери, а не только те, что я узнала. И неважно, имелись ли в реальности двери в тех местах, что нынче прятались за дверными проемами по обе стороны уходящего вдаль вперед и назад коридора. И неважно, что в Брейдене днем с огнем не сыщешь дверей, не важно, что люди дверьми и вовсе быть не могут.

Я точно знаю, что дверь в белых с розовым цветах, из-за которой тянет лесной сыростью и прохладой — это Брейден, а вон та дверь, рядом с дверью в родительский дом, из посеревшего от возраста дерева, похожа на дверь в отцовскую мастерскую, но на самом деле это отец. И эта дверь не заперта. Да, она закрыта, и я давно уже не открывала её. Из-за учебы я редко бываю дома, и мы отдалились с отцом друг от друга, как может отдалиться от некогда самого близкого человека выросшая дочь. И потому в стыках косяка уже успел завестись мелкий сор, а петли стали тугими, и дверь входит в раму так плотно, что открыть ее можно только с усилием, но она не заперта. Боги, да в ней даже замка нет — она не может заперта, для меня она всегда будет открыта.

А вон та дверь, мореная чем-то темным почти до черноты, пусть выглядит ненадежной, собранной вкривь и вкось, на деле слажена из железного дерева. Такую и топор не враз возьмет. Да что там топор — ее тараном пойди высади! Но дверь открыта. И пусть она почитай от притолоки до порога усажена задвижками и щеколдами, цепочками и крючками, замками навесными и врезными, и даже крючьями для запорного бруса с внутренней стороны — она открыта.

Н-да, подружка, ничего себе ты общительная…

Нездешний сквозняк толкнул ее, и она беззвучно качнулась на петлях, стукнулась о дверную лутку, но не захлопнулась, а снова открылась. Врезной замок, с зубастой мордой, защищающей замочную скважину, высунул стальные полосы языков, числом два. И сложная, хитрая конструкция утратила смысл, потому что в замочной скважине торчал остаток обломленного у самых зубцов ключа. Я не утерпела, и оглядела кусачий замок с обеих сторон, наружной и внутренней — так и есть, ключей было два, и оба торчали огрызками из замочных скважин. Возможно, это противоречит реальным дверям, но это очень соответствует логике этого коридора. Да что там, я ведь и осматривать этот замок взялась, потому что была уверена — он должен быть сломан с обеих сторон.

Дверь еще раз качнулась на сквозняке, ударилась язычками замка о раму, и не распахнулась, а осталась прикрытой.

Я вздохнула. Возможно, это намек? Возможно, мне не стоит давить на Нольвенн, когда она прикрывает свою дверь? Она не запрется от меня — ключ обломлен в замочной скважине с двух сторон.

Мысли крутились в голове в такт шагам. Дверей было много, очень много. Одни я узнавала сходу, наитием, а другие не узнавала вовсе, даже если и силилась рассмотреть их получше. Одни были заперты, некоторые и вовсе заколочены, другие же — распахнуты настежь. В кое-каких замках торчали ключи, а иные, напротив, были забраны решетками.

Дверь Кайдена была снята с петель. Я приблизилась к ней как-то вдруг, внезапно. Вот только что шла, глазела по сторонам, пытаясь отгадать, чья здоровенная монументальная каменная плита неспешно движется следом за мной в череде других, опознанных как преподавательские, и вдруг — оп! Пожалуйста.

Массивная, из светлого доброго дуба, не вычурная, но надежной работы, дверь стояла, аккуратно прислоненная к стене коридора. Замок был вывернут из дверного полотна с мясом, изуверски, и на том месте, где он должен был быть, зиял пролом, окруженный светлой щепой. Петли, судя по следам, аккуратно срезаны. Дверной проем был стыдливо прикрыт занавесочкой, а посередине него была навешена толстая цепь с болтающимся на ней здоровенным замком.

Я нервно подвигала бровями, изучая эту конструкцию. Веяло от нее какой-то безнадежностью, как по мне. Последний оплот благоразумия, да?

Осторожно погладила дверь, с удовольствием ощущая под кончиками пальцев гладкое, теплое дерево. Мысленно извинилась за варварство. Ну, что поделаешь? Извини, дверка, мне очень надо было! И, если уж быть честной с собой, то желания приставить дверь на место и сделать все «как было», я не испытывала.