— А ведь ты узнал об этом совсем недавно, — тоже куда спокойнее ответил Вильем, не спрашивая, а констатируя факт. — И кто же тебе сказал? Всё ради того, чтобы отвадить меня?
— Мы заключили соглашение с магистром Койно. С леди Альяной всё будет нормально. А ты больше не беспокоишь эту семью. Ты стал взрослым, тебе нужны женщины, и они у тебя будут, — отец поднялся. — Ты молод, образован, красив, богат и все знают, что я от тебя не отказался. О леди Койно забудь. Даже если она станет вдовой, ваши отношения невозможны.
— Из-за её дара?
— Из-за её дара, из-за… Вырастешь — поймёшь. Нужно уметь сохранять голову на плечах и уходить, не оглядываясь, от тех, из-за кого ты её теряешь. Это важно, Вильем. Я не влиял на твоё взросление, но если бы мне нужно было сказать одной фразой всё, что я хотел бы тебе передать, то я сказал бы именно это.
— Как ты ушёл от матери? И от меня?
…отец не ответил.
Конечно, он приходил к Койнохоллу за последующие два с половиной месяца — и не раз. Но каждый раз ему говорили — неизменно вежливо — что леди Альяна уехала из Койнохолла, что сэр Койно отсутствует, а в отсутствие хозяев его не могут впустить. Он пробовал прислать своего приятеля из Академии вместо себя, он пробовал прорваться силой и тайком посреди ночи. После первого же такого случая люди отца стали следовать за ним неотступно. А через два с половиной месяца, в середине августа, Вильем обнаружил вместо Койнохолла пожарище на развалинах посреди частично отцветшего розового сада. Здание разрушилось не сразу, о чём поведала ему одна из служанок, которую он смог разыскать. Мужское и женское тела, обгорелые и изуродованные, что обнаружились под завалами, принадлежали супружеской паре Койно.
Всё состояние погибшего в результате «несчастного случая» магистра отошло его двоюродной сестре, так же изрядно пострадавшей при обрушении дома и пожаре — леди Элоне Крийшентвуд, одинокой, бездетной и незамужней. Куда уехала леди, куда она вообще могла уехать — служанка не знала. Вероятно, оказавшаяся на пятом десятке достаточно обеспеченной, родственница магистра поспешила покинуть это мрачное место и приобрести себе новый дом.
Через год Вильем стал ходить по домам утех, не забывая как следует напиваться перед их посещением. Через два года — вступать в необременительные связи с женщинами, которым ничего от него не было нужно, кроме постели и денежной дотации — это было обязательное условие. Через шесть равнодушно кивнул на предложение отца выгодно и удачно жениться на подходящей девушке. Всё было в порядке. Всё было в порядке, если не думать, не вспоминать, почаще бывать на людях.
Шёлковый детский ободок с розами заставил его остановиться, словно ветер распахнул наглухо заколоченное окно воспоминаний. Вильем повертел милую безделицу в руках — он мог купить десять сотен таких, и в то же время не решался кивнуть почтительно замершему поодаль продавцу.
Он же не знает ничего об этой девочке, кроме имени.
…но хозяин целительской лавки, где её матери продавали снотворное, — знает.
Глава 20
Вильем стоял перед дверью городского архива, слегка покачиваясь с носка на пятку. Он не соврал отцу Роуз о том, что обладающие магическим даром иллюзий дети должны состоять на учёте в МАГистрате, правда обычно речь шла всё-таки о детях старше семи лет. Роуз весьма способная девочка…
Но ни в каких списках Роуз Белтейль — а именно такую фамилию носили унылые Саманта и Тревер, родители рыжеволосой девочки — не значилась. И в принципе, прямого нарушения закона в том не наблюдалось. Вот если бы она была старше… Да и в этом случае у семьи Белтейль был шанс отделаться просто штрафом — закон был принят не так давно и сформулирован довольно расплывчато.
Но зачем это всё ему, премагистру Хоринту? С какой радости ему выискивать имя Роуз в пыльных списках несовершеннолетних магов, с какой стати прикидывать, когда он снова сможет оказаться в Экрейсте, где они встретились в первый раз — он-то был там проездом, но семейство Белтейль жило неподалёку.
Вильем даже узнал их домашний адрес. Нет, он однозначно сошёл с ума.
…До Экрейста от МАГистрата оказалось всего полтора часа езды. Но отправился туда он не в тот же самый день, а через неделю — это был тот самый предел его терпения. Всю это неделю Вильема изводили предсвадебными хлопотами Веронелла, мать Веронеллы, отец Веронеллы и даже её старший брат, а вишенкой на торте оказался Дирк Ходдинг, его старый друг по Академии, тот самый, которого он как-то посылал в Койнохолл и потому немного понимающий, что к чему. Веронелла не нравилась Дирку, и этот брак, договорной и поспешный — тоже не нравился. В последнее время приятель превзошёл себя, отпуская едкие несмешные шуточки в адрес того, как Нелл начёсывает волосы, становясь похожей на птицу-секретаря, и тому подобное. «Можешь оставить ей денег побольше и свою полупрозрачную иллюзию, сидящую в кресле у камина, так она обнаружит подмену не раньше, чем через год!» — утверждал Дирк, но Вильем обычно только махал на него рукой.