У расстрельной стены

— Вот и хорошо. А насчет учителя этого я тебе так скажу: дураков учить надо! Какого черта он дома эту книжку хранил? Сказано: изъять и уничтожить, значит, возьми и сожги! Не конюх малограмотный — учитель, которому мы детей доверяем! Да и черт с ним! — Медведев достал коробку «Казбека» с нарисованным джигитом, неведомо куда скачущим мимо белой горы, со вкусом закурил и добавил, выпуская облачко голубоватого дыма: — Не переживай, получит он за глупость свою пару годочков, проветрит головушку где-нибудь на севере — глядишь, и поумнеет. И друзей-приятелей, кстати, научится лучше выбирать! Думаешь, откуда мы про его том Троцкого узнали? Вот именно, вижу, что догадался: те, с кем он пил и «У самовара я и моя Маша» слушал, на него донос и написали! Твари! Так что тоже мотай на ус… Я, Матвей, с тобой о другом поговорить хотел… Возможно, меня скоро в Москву переведут.

— На повышение, значит? Так это ж здорово! — широко улыбнулся Дергачев, но тут же и погрустнел: — Вообще-то, конечно, жалко мне будет с вами расставаться. Опять же и к новому привыкать. Еще неизвестно, какой этот новый будет!

— Так зачем привыкать? — Медведев затянулся «казбечиной» и добродушно усмехнулся: — Со мной в столицу поедешь? Перевод, я думаю, можно будет оформить без особого труда.

— В Москву? — неуверенно протянул Матвей и снова пожал плечами: — Ну, не знаю, Алексей Петрович… Конечно, было бы здорово, но там движение какое — полажу ли? Да и вообще…

— Поладишь, не бойся! Не боги горшки обжигают. Да и ОРУД московский вряд ли наши машины останавливает — номера-то, думаю, всем известны, — жестко усмехнулся Медведев и подытожил: — В общем, подумай! С женой, то бишь с Зинаидой своей, посоветуйся. Время еще есть. Просто, друг ты мой ситный, нынче верный и надежный человек, которому доверять можно, на вес золота. А ты парень толковый, исполнительный и не болтун — за что и ценю. Горлопанов-то, правильные слова повторяющих, и мясников у нас везде хватает, а вот верных…

Ожидая возвращения Медведева, Матвей терпеливо мерз в машине, время от времени прогревая двигатель, и думал о вариантах возможных перемен в своей жизни.

«Москва — это, конечно, здорово. Так там ведь жить где-то надо. Хорошо, если сразу какую комнату дадут или в общежитие там… А если нет? Съемную искать? Ага, если и найдешь, то небось на окраине где — только до работы два часа добираться будешь! Это во сколько ж вставать придется? Вообще хрен выспишься! Да и Зинка…»

Дергачев потемнел лицом и, вытащив из-под сиденья чистую ветошку, начал с ожесточением протирать запотевшие стекла. Работа давалась с трудом — туманную влагу уже прихватил морозец. Матвей раздраженно плюнул и, швырнув под ноги ни в чем не повинную тряпку, стал вспоминать историю своей женитьбы…

Новый сотрудник прижился в ОГПУ быстро: шустрый, толковый, исполнительный. Первое время Дергачеву пришлось побывать в роли «прислуги за все»: и на задания с ребятами ездил, и в наблюдении практиковался, и водителю частенько помогал. Миновал испытательный срок — зачислили в штат. Форма, паек, денежное довольствие — все как положено. К тому времени Матвей уже точно знал: больше всего ему нравится не на аресты и задержания ездить, а копаться со старым «Фиатом» и при случае подменять шофера, в машинах разбиравшегося, честно говоря, слабовато.

Так что, когда отделу Медведева выделили более новый «Форд», до этого пару лет бегавший в губкоме партии, Дергачеву вполне закономерно досталась должность водителя. Хотя, по сути, даже такая солидная и редкая специальность не освобождала Матвея от участия в операциях, проводимых его товарищами-чекистами.

Года четыре Дергачев мыкался по общежитиям и съемным углам, пока однажды Медведев не предложил с добродушной усмешкой: «Не надоело по чужим квартирам бегать? С жильем у нас сейчас, сам знаешь как — в ближайшие годы вряд ли что «светит». А ты женись! Вон, хоть на Зиночке нашей — а что, девушка хоть и не красавица писаная, зато с жилплощадью. Все когда и щец горяченьких сварит, и постирает, и пуговицу пришьет — поди, плохо?»

И Матвей, недолго думая, внял совету и начал оказывать знаки внимания машинистке, целыми днями стрекотавшей в приемной на своем «ремингтоне». Зиночка, в девках явно засидевшаяся, к неуклюжим ухаживаниям Дергачева отнеслась более чем благосклонно, и Матвей даже не заметил, с какой непринужденной легкостью его окрутили и заставили расписаться в ближайшем ЗАГСе.

Правда, довольно быстро выяснилось, что разбитная Зинаида мастерски умеет только две вещи: с пулеметной скоростью печатать на машинке и скандалить. Что же касаемо щей, постирушек и домашнего уюта, то о них молодая жена имела весьма туманное представление. Любые попытки Дергачева как-то обустроить их теперь уже совместный быт натыкались на совершенно искреннее непонимание — Зиночка холодно пожимала налитыми плечами и презрительно фыркала: «Мещанство!»