— Вы так думаете? — сердито воскликнул Веллингтон.
— Лидаун был преступником, и окажись он простым гражданином, например, лавочником, как говорит ваша милость, или бедным солдатом с шестью детьми, его бы повесили.
— Действительно, вам пора увольняться, Макинтайр, — сказал герцог, бросив на офицера ледяной взгляд. — От вас уже пахнет прилавком.
— Ваша милость! Я предпочту отвешивать мыло или воск для паркета за самым жалким прилавком, но не стану называться лордом Лидауном. Но если какое-нибудь звание действительно подходит для Рофферти, то я не сомневаюсь, что именно это. Его высочество министр не мог сделать более правильный выбор, — сказал Макинтайр, вставая из-за стола. — Ваша милость, я прошу позволения покинуть вас.
Веллингтон остался в одиночестве.
Он бросил на стол сигару, не обратив внимания на то, что она еще не погасла, оставив из-за этого дыру в тончайшей скатерти из китайского шелка. На его лицо опустилась тень усталости.
— Макинтайр честный парень, — пробормотал герцог, — и жаль, что он уходит. Мне иногда нужны люди с добрым сердцем и сильным характером вместо манекенов, умеющих только кланяться и улыбаться. Но тут ничего не поделаешь — я не выношу лавочников, а Эксхема больше, чем любого из них.
Он погрозил кулаком пустоте.
— Сюркуф похвалил его, назвал гордостью английского флота! В то же время, этот проклятый пират никогда не упускал возможности обозвать меня идиотом, который не должен был получить в английской армии звания выше сержанта или простого снабженца.
Он долго сидел, задумавшись. Когда настенные часы пробили какой-то ночной час, и когда свечи принялись дымить и потрескивать, догорев почти до основания, он очнулся.
— Иногда я думаю, — пробормотал он, — что старик Лидаун мог остаться в живых… Или он стал добычей нечистого?
Наш бравый Макинтайр был прав, когда утверждал, что Лидаун был преступником, и это еще было мягко сказано, но он тем не менее назывался Адельсоном Уэлсли, а поэтому его не повесили. Так или иначе, но весьма справедливо, что земли и титул Лидауна, пусть и довольно кривым путем, но все же перешли к Маргарет Грирсон!
Лондон готовился праздновать Рождество.
В самых бедных хижинах, на убогих кухоньках, готовился пудинг, и от самых бедных разносчиков до попрошаек, обитавших в хижинах Кэмден Хилла, все носили в петлице веточку остролиста.
— Вы проведете рождественский вечер у меня, Джонни, — решила леди Дьюкен. — С тех пор как мы победили Наполеона с помощью Германии, я переняла один из обычаев наших союзников, то есть их рождественское дерево. При этом выбирается такое высокое дерево, чтобы на нем даже сотня свечей не показалась излишней. Маргарет займется его украшением, что не кажется мне таким уж легким занятием, а поэтому вы должны помочь ей!
После того как Эксхем снял капитанскую форму и спрятал ее в шкаф, он очень редко встречался с Маргарет Грирсон, да и то случайно.
Но даже этих коротких встреч им хватало, чтобы поддержать друг друга и поделиться надеждами на будущее.
— Я никогда не забуду вас, Джон, и я надеюсь, что отец не всегда будет упрямиться.
В середине ноября ударили сильные морозы, и вода в озерах и прудах покрылась толстым слоем льда, способным выдержать даже вес пушки.
Однажды вечером Эксхем решил вспомнить молодость. Он оставил контору на старого Грифина и отыскал коньки. Погоду нельзя было назвать хорошей, так как небо заволокли тучи, а над землей развевались полосы плотного тумана. Поэтому на катке он увидел всего нескольких фанатиков конькобежного спорта, тогда как в обычные дни лед заполнялся детворой, катавшейся на коньках и санках.
Через некоторое время он услышал звон колокольчиков и увидел вынырнувшие из тумана сани.
— Джонни, остановитесь, перестаньте выписывать пируэты!
Это была пожилая леди Дьюкен, самостоятельно управлявшая лошадью. Рядом с ней из белого пышного меха выглядывала круглая розовая физиономия, в которой он с радостью узнал Маргарет.
— Девочка захватила с собой коньки, — обратилась к Джону леди, — позвольте ей покататься вместе с вами! Вам придется как следует поддерживать ее, так как она пока еще не очень уверенно чувствует себя на льду.
Разумеется, это было неправдой, так как Маргарет прекрасно каталась на коньках. Но это не помешало Джону долгое время старательно поддерживать девушку, и когда умение Маргарет стоять на коньках стало слишком очевидным, он с большим сожалением отпустил ее в свободное плавание.
— Когда я был мальчишкой, — вспомнил Эксхем подходящую к случаю историю, — я прочитал рассказ о двух влюбленных, которые обручились, катаясь на коньках.
— И которые, увлекшись, поломали себе ноги, — продолжила Маргарет. — Вы очень невнимательный кавалер, потому что я жутко замерзла, и могу погибнуть, если немедленно не выпью горячего чаю.
Поблизости от замерзших прудов на опушке небольшой рощи вечнозеленых елей они обнаружили уютный ресторанчик.
В камине просторного зала ярко пылал огонь, и за столиками не оказалось ни одного посетителя.