У подножия вулкана

— Да, пожалуй, — сказал он ворчливо. — Ведь тут в изобилии водятся тигры... И слоны тоже... Но покорнейше прошу в следующий раз, когда будете обследовать свои джунгли и вас вывернет наизнанку, не соблаговолите ли вы предаваться этому занятию у себя, по ту сторону изгороди?

— Ик, — только и мог ответить консул. — Ик, — повторил он со смехом, а потом неожиданно, с размаху ударил себя под ложечку, и, как ни странно, это средство подействовало. — Простите, но это вам показалось, просто на меня напала икота, будь она проклята!..

— Я уж вижу, — сказал мистер Куинси и в свою очередь как будто бросил красноречивый взгляд на бутылку с текилой, таившуюся в кустах.

— И как это ни смешно, — ввернул консул, — но за всю ночь я не выпил ни глотка, пробавлялся одной теуаканской минеральной водичкой... Кстати, как вы себя чувствуете после бала?

Мистер Куинси бесстрастно взглянул на него и стал наполнять лейку из крана.

— Одной минеральной водичкой,— продолжал консул. —Да еще газировкой. Сразу вспоминаются милые сердцу водные курорты, а? — хи-хикс! — Но я вот уж который день в рот не беру спиртного.

Его сосед опять принялся поливать цветы, размеренно продвигаясь вдоль изгороди, и консул, без сожаления расставшись с деревом, на котором он увидел отвратительную чешую дохлой саранчи, последовал за ним по пятам.

— К вашему сведению, — сказал он, — я больше не пью, крышка.

— Скорей вам самому крышка, Фермин, — буркнул мистер Куинси с неудовольствием.

— Между прочим, я только что видел змею, — изрек консул.

Мистер Куинси кашлянул или хмыкнул, но не сказал ни слова.

— И меня осенила мысль... Понимаете, Куинси, мне всегда

Казалось, что в этом древнем предании про райский сад и все прочее сокрыт иной, более глубокий смысл вопреки распространенному взгляду. А вдруг Адам вовсе не был оттуда изгнан?

Понятно, я разумею изгнание не в обычном смысле этого слова...

— Старый садовод, подняв голову, пристально смотрел на него, но уперся взглядом куда-то ему в живот или, кажется, еще ниже. — Вдруг проклятие в том и состояло, — продолжал консул с увлечением, — что он вынужден был жить там и впредь, безусловно в одиночестве, страдающий, отверженный, богооставленный... А может статься, — присовокупил он, увлекаясь все больше,

— Адам был первым землевладельцем, и бог, решив провести земельную реформу, ну, вроде Карденаса — хихикс! — попросту вышвырнул его вон. Каково? Да-с — Консул хихикнул, чувствуя, однако, что по нынешним временам смешного тут мало. — Ведь в нашу эпоху всякому очевидно, — вы согласны со мной, Куинси? — что первородный грех мог совершить только земельный собственник...

Садовод едва заметно кивал, но это, по-видимому, не было знаком согласия; взор его, пристальный взор трезвого политика, все так же был устремлен куда-то пониже живота консула, и тут консул, опустив глаза, увидел, что брюки у него расстегнуты. Вот уж поистине непринужденность!

— Простите, j'adoube[104], — сказал он и, застегивая пуговицы, продолжал со смехом развивать свою мысль, почему-то ничуть не сконфуженный столь дерзким нарушением приличий. — Да, вот именно. Да... и тогда истинной подоплекой проклятия — я разумею под этим, что он принужден был бы и впредь жить в райском саду, — может статься, было тайное отвращение, которое он, бедняга, питал к этому саду. Ненавидел от начала времен, и все тут! А отец небесный пронюхал о том...

— Кажется, я видел тут совсем недавно вашу жену, или мне померещилось?— сдержанно спросил мистер Куинси.

— ... И не мудрено! Ведь это же ад кромешный! Подумать только, какое засилье скорпионов, и муравьев, и всякой прочей нечисти приходилось ему терпеть. Что такое? — прервал себя консул после того, как сосед повторил свой вопрос. — Вы видели ее в саду? Да. То бишь, нет. А вы откуда знаете? Нет, она еще спит, сколько мне...

— Она ведь довольно долго отсутствовала? — осторожно спросил сосед и, вытянув шею, поглядел на дом консула. — А что, брат ваш еще здесь?

— Брат? Ага, это вы про Хью... Нет, он сейчас в Мехико.

— Сдается мне, скоро вы убедитесь, что он уже вернулся. Консул тоже поглядел на свой дом.

— Ик, — произнес он отрывисто, с недобрым предчувствием.

— Сдается мне, он ушел вместе с вашей женой, — добавил садовод.

— Кис-кис-лукавый лис-подколодная змеюшка-злодей-котофей... — Консул завидел кота мистера Куинси и сразу позабыл про его хозяина, едва серый медлительный зверь выскользнул из циний, волоча по земле пушистый хвост; наклонясь, консул похлопал себя по колену: —... гроза крыс-мой Парис-кис-кис-мой Улисс-кис-кис. — И кот сразу, узнав друга, радостно мяукнул, пролез сквозь изгородь и с мурлыканьем стал тереться о ноги консула. — Ты мой Кисотанкатль. — Консул выпрямился. Посвистал, издав две короткие трели, и кот насторожил уши. — Думает, что я дерево и на мне сидит птичка, — добавил он.

— Оно и не удивительно, — заметил мистер Куинси, наполняя лейку из крана.