У лодки семь рулей

К каждой бутылке была прикреплена изогнутая трубка, на конце которой красовался вырезанный из цветной фольги бык, всадник, бесстрашный тореро, у самых рогов разъяренного зверя, пикадор, вонзающий бандерилью, и другой, с плащом на боку, или физиономия Чаплина, всем известная по кинофильмам.

— Тетя Аника! Что послаще?

Старуха пожимала плечами, не переставая жевать беззубыми деснами корку. Младенец Иисус трогал фигурки, разглядывал их, улыбался Курчавому, уже посасывающему из трубки, которую украшал мальчик о вилами, и, наконец, останавливал свой выбор на всаднике — тот сидел на гнедом коне, а в руках сжимал длинную-предлинную шпагу, сплошь изукрашенную красным и голубым.

Он пробовал напиток и ворчал:

— Сегодня совсем не сладко… Так и клиента недолго потерять, тетя Аника.

Он пил маленькими глотками, чтобы растянуть удовольствие, и не сводил глаз с бутылки, а когда воды оставалось на три пальца, прекращал пить.

— Эй, давай меняться!

Шумно сопя, они потягивали жидкость леденцового цвета, пока не выпивали все до капли, и со вздохом удовлетворения ставили бутылки на поднос.

— Тетя Аника! А семечки хорошие?

— Из самой Испании привезли, — улыбаясь, отвечала старуха.

— Это где ж такое?

— Там, где солнце садится, — объясняла она, взвешивая семечки.

— Тогда дайте мне… ну, дайте побольше.

Тетка Ана высыпала им семечки на ладонь. Курчавый платил, и они убегали, пронзительно свистя.

Их путь лежал к гавани. У железнодорожного переезда они принимались дразнить сторожиху, подражая брюзгливому гоготанию гуся. Женщина в ответ ругала их последними словами, а они оглушительно гоготали, напоминая о гусе, которого она пыталась однажды стянуть на рынке.

И лишь когда разъяренная сторожиха, выскочив на линию, запускала в них камнем, они улепетывали вовсе лопатки и вместе с ватагой сверстников ныряли у дамбы, проплывая под брюхом у стоявших на якоре баркасов.

Глава восьмая Дерево в бутылке

Шалости почти всегда сходят мальчишкам с рук, — дьявол, видно, им помогает. Но все же коварная судьба в образе переменчивого Лобато — то воплощенной любезности, то колючего, как чертополох, — сыграла с пареньком злую шутку, которая изменила, быть может, всю его жизнь.

А все потому, что Сидро был ослеплен!

Финансовое положение республики было тяжелым, и страна вынуждена была искать какой-то выход, однако она остерегалась затрагивать интересы преуспевающих дельцов, врагов у нее и так было хоть отбавляй. Вдруг кто-то вспомнил о десертных винах: пусть торговцы платят налог по таксе и ставят на этикетках печать. В прессе и в палатах депутатов шум поднялся страшный, одни возмущались («Это же грабеж средь бела дня!»), другие ликовали («Небось не разорятся потребители шипучих вин и ликеров, если поделятся с бедным государством»), В конце концов большинство поддержало правительственный декрет, который был издан от имени республики и выдержан в наилучших традициях.

Лавочников взбесило столь идиотское постановление, не хватало еще выдавать письменное разрешение на продажу. И они собрались на «великую ассамблею», чтобы отстоять свои законные права.

В нашем городке масла в огонь подлили монархисты, они подстрекали коммерсантов устроить в один прекрасный день национальную пьянку, раздавая вина по дешевке, а то и вовсе даром. «Вся страна пьяная, на карачках, — что за оригинальная форма протеста!» Более благоразумные торговцы ратовали за продажу бутылок без клейма, невзирая на штрафы и угрозу закрытия магазинов. «Пусть нас всех пересажают. Вот будет здорово — все лавочники за решеткой!» Эта романтическая идея снискала куда больше энтузиастов, но перспектива оказаться в кутузке, точно мелкий жулик, вскоре вызвала охлаждение.

Лобато был противником крайних мер и на одном из заседаний «ассамблеи» предложил просто-напросто изъять вина из продажи, ведь когда на свадьбах и крестинах исчезнет хмельное веселье, вся страна взбунтуется вместе с ними. Негран сперва заартачился, даже трусом его обозвал, но в конце концов согласился и обещал поддержать собратьев.

На другой день в винных лавках и магазинах было пусто, хоть шаром покати. Поставщики глинтвейна, испугавшись за барыши, тоже стали подпевать депутатам. Лобато ликовал, упоенный своей властью и авторитетом среди мелких торговцев. Он вздумал упрятать на старую полку в амбаре все бутылки без печати. Ему помогали продавцы, жена и племянница. Не в силах сдержать негодование, хозяин вопил, что скоро, того и жди, начнут носы клеймить для порядку, и многозначительно подмигивал, гладя угольно-черные усы.

Ну погодите, на выборах мы отыграемся, грозили коммерсанты. Ни одного голоса правительство не получит.