У края, у берега...

С удивлением ощутил, как к лицу от смущения прихлынула краска: все произошедшее с ним казалось нелепым, глупым, безумным. Поступить так? как поступил он? мог только сумасшедший. Или человек, который действительно хотел умереть. На мгновение к стыду примешалось раскаяние, но почти сразу он вспомнил, что жить ему осталось не больше трех месяцев. И умирать придется в лихорадке тяжело и мучительно, задыхаясь собственной слизью. После этого он успокоился. Он умрет и больше ничто не будет иметь значения.

Скрипнув, открылась дверь, и в комнату вошли двое мужчин. Одного звали Марат Андреевич Волоско, второго он не знал. Волоско руководил в институте службой безопасности. Его широкое носатое лицо было серым, веки нервно помаргивали. С выражением искреннего недоверия, даже изумления он уставился на мужчину, лежащего под капельницей. Второй вошедший нес на узком загорелом лице маску равнодушия. Но его волнение выдавали дрожащие пальцы — длинные и тонкие, с холеными, синеватыми ногтями. Заметив, что на них смотрят, незнакомец сложил руки на груди, упрятав кисти подмышками.

— Где камера? — поинтересовался он у охранника.

Тот указал на штатив с камерой.

— Поставьте ближе и так, чтобы захватывало только его, — приказал спутник Марата Андреевича. — Включите запись по моему сигналу.

Охранник переставил треногу и завозился, нацеливая объектив на мужчину.

— Вот, — начал Волоско, — пришел посмотреть на вас. Что же вы наделали… Он может говорить? — начальник службы безопасности с беспокойством взглянул на врача. — Допрос выдержит?

— Да, у него все в норме, — кивнул врач. — Инфицирован, но в остальном здоров.

— Уколите ему вот это, — незнакомый мужчина достал из кармана шприц-тюбик.

— Что это? — пленник с беспокойством уставился на шприц.

— "Сыворотка правды", — Марат Андреевич посторонился, пропуская врача к кровати. — Чтобы не врал.

— Я не буду лгать, — сказал привязанный. — Я откровенно отвечу вам на любые вопросы. Не надо вводить мне эту гадость. Зачем? — он попытался пожать плечами.

— У нас должна быть гарантия, что ты не врешь, — Волоско достал пачку сигарет. — Нет времени на проверки и перепроверки.

Врач снял колпачок со шприца, воткнул иглу в пластмассовую трубку капельницы.

— Наташке бы уколоть такую штуку, — пробормотал он.

— Какой Наташке? — Волоско испуганно посмотрел на медика. — Что такое?

— Жена моя, — врач ввел "сыворотку правды" и вытащил иглу. — Ей соврать, как мне поссать… Вопросы у меня к ней накопились, — он помрачнел. — За десять лет супружества.

— Вы идите, — сказал спутник Волоско. — Если понадобитесь, то позовем. Вы тоже, — обратился он к охраннику.

— Как прикажете, — врач явно обиделся, но спорить не стал.

— Включай запись, — приказал незнакомец, когда за ушедшими закрылась дверь. — Начинаем.

Рядом с объективом камеры зажегся зеленый огонек. Волоско закурил.

— Назовите вашу фамилию, имя-отчество, — обратился он к привязанному мужчине. — Место и год рождения. Последнее место работы…

Не в силах дождаться, когда начальник службы безопасности закончит, он начал отвечать. Быстро, многословно: еще ни разу в жизни он не чувствовал такого желания болтать, такого расположения к людям. Если бы сейчас кто-то попытался закрыть ему рот рукой, то он бы просто укусил этого человека.

* * *

Через сутки после допроса врач взял у него кровь на анализ. Депрессия, вызванная "сывороткой правды", прошла, но общаться ему не хотелось: он только односложно ответил на вопросы медика о самочувствии. Лежал и смотрел, как наполняется густой, красной жидкостью подставленная под иглу пробирка.

Потом охранник отстегнул часть ремней, освободив туловище. Он сел и поел суп, картофельное пюре с сосисками, принесенные с институтской кухни. Если закрыть глаза, то можно было представить, что ест на первом этаже в институтском кафетерии. После еды ему сделали снотворное. Утром следующего дня его с трудом разбудил Волоско. На этот раз он был один.

— Сейчас я развяжу и выпущу тебя, — сказал он шепотом. — Выведу из подвала… — он наклонился и принялся расстегивать ремни. — Иди, куда хочешь.

— Куда идти? — вяло спросил пленник: он отвратительно себя чувствовал и хотел спать дальше. — У меня нет денег… Зачем? — он сел, с раздражением уставился на непрошеного спасителя, — зачем мне уходить?

— Не говори глупостей, — отмахнулся Марат Андреевич. — Давай, вставай. Времени очень мало.

Надев обувь, он поднялся. В голове шумело, по-прежнему очень хотелось спать. Волоско взял за руку и вывел в пустой коридор, освещенный мерцающими лампами дневного света.

— Шевелись, шевелись, — подгонял начальник службы безопасности, — быстрее. Ну, что ты плетешься?

Пройдя метров двадцать, повернули направо. Еще пол сотни шагов и в открытую дверь. За ней закатанный в асфальт двор. Серое влажное утро. Какие-то деревянные ящики, сложенные в штабели коробки, желтый автопогрузчик. Освобожденный мужчина остановился и широко зевнул.

— Ну куда мне идти? — он мрачно огляделся. — До города восемь километров.

Марат Андреевич молча отошел в сторону.