– Да, да, – капризно выпятив губы и закатив глаза, воскликнул О’Нил, – ну, разумеется, Сэм, милашка! И Трис, и Коко, и Габи, и другие бонбончики – с тобой все мы чувствовали себя хоть на вот такусенькую малость, но настоящими актерами, воплощающими ИСКУССТВО! А этот мерзкий, жадный… короче, Сэм, все плохо, – Стив шмыгнул носом, – Марк сбежал, бросив театр и корабль. «Монмартр» оказался заложен, уже давно, а поручителями залога Бейзовиц каким-то образом вписал нас: меня, Габи, Трис, Акселя… почти всех. Как он это провернул, не знаю. Возможно, однажды накачал нас снотворным и прошелся по открытым каютам, прикладывая к документам чипы и ладони. Что теперь делать? Что нам теперь делать? Мне еще повезло. Трис тоже приютил один прелестный молодой человек. Остальные бонбончики перебиваются, кто чем может. «Монмартр» стоит в порту под арестом.
О’Нил сокрушенно покачал головой.
– Ничего, ничего, Стив, – быстро заговорила я. – Потерпите немного. Передай другим мальчикам, чтобы они потерпели и не улетали с планеты. Я вернусь на Ферошию. Мы скоро встретимся, воскресим театр и сделаем его еще лучше!
– Цветочек! Ты заговариваешься?! – Стив заглянул в камеру комфона с выражением ужаса на лице. – С тобой там плохо обращались? Прости меня! Я тут разливаюсь соловьем о своих мелких проблемах, но ничего о тебе не знаю! Что с тобой произошло? Кому был продан твой контракт? Ты не пострадала? Что он сделал с тобой, этот человек?!!! Я так счастлив, что ты жива, и должен признать, выглядишь ты неплохо.
Я невольно рассмеялась: О’Нил частенько начинал за упокой, а заканчивал за здравие.
– У меня все прекрасно, Стив, милый. Я не заговариваюсь.
Я коротко описала приятелю свои «злоключения». О’Нил слушал, раскрыв рот. Когда я закончила, он сделал губы уточкой и пробормотал:
– Я всегда подозревал, что ты нам завидуешь, мне и бонбончикам. И хочешь быть, как мы, красивой и сексуальной. И что он, этот парень, влюбился уже в сладкого мальчика Сэма?
– Он не… – я смущенно развела руками. – Он натурал.
– Ну тогда в сладкую девочку Саманту, – совершенно не смутился О’Нил. – У которой маленькие сиськи, зато талия, как у пчелки…
–
– О, Лили! – затараторил Стив через плечо, делая мне страшные глаза и жест рукой. – Это всего лишь служба психологической помощи. Ты же знаешь, как я подавлен!
Я рывком откатилась из зоны видимости комфона так, чтобы в камеру попал Микки. Кибер помахал в нее лапкой, приветливо «улыбаясь».
–
Я зажала рот рукой, задыхаясь от смеха и корчась на кровати, Микки смотрел на экран, показывая эмоцию «испуг» на шкале.
– Эй! – тихо позвал меня О’Нил.
Я осторожно заглянула в комфон.
– Теперь ты понимаешь, в какой я беде, – пожаловался Стив.
Я кивнула, продолжая давиться от смеха:
– Прости, Стив. Потерпи. Я прилечу и… спасу тебя. Женюсь на тебе и увезу на райские острова.
– Тебе лишь бы посмеяться, Саманта, – обиженно протянул О’Нил. – Пожалуйста, будь на связи. Теперь, когда есть надежда, выносить это будет еще тяжелее.
– Иду, моя… принцесса!
– Это у вас какие-то ролевые игры? – прохихикала я. – О, как хочется посмотреть!
– Молчи, Саманта! – скорбно ответил Стив, вставая и протягивая руку к кнопке отключения. – Только попробуй не прилети за мной.
… – Глеб и Олег приняли мое приглашение, – сообщил Демидов на следующий день за завтраком. – Нам предстоит интересное общение, – он нехорошо усмехнулся, – по комфону такие разговоры не ведутся.
– А я? Что мне делать? Какая концепция момента? – поинтересовалась я.
– Концепция? – Кир поглядел на меня с прохладцей. – Концепция прежняя – как можно меньше выходить из каюты. Но ты все еще мой любовник.
– А как же «никогда больше»?
– Я передумал. Контракт еще в силе. И будет в силе, пока я не верну тебя домой.
Я тихонько вздохнула. Сегодня у нас «минус двадцать». Демидов мог бы и шапки-ушанки команде выдать, раз морозит все вокруг. Я представила Микки в русской кепи и прыснула. И испуганно покосилась на Кира. Но тот ничего не заметил, он смотрел в комфон, страдальчески морщась.
– Сэм, – сказал он, постукивая ложечкой по яйцу в подставке, – кстати о контракте. Придется еще немного поработать по договоренности.
За свой будущий достаток расплачусь я по́том, ночными кошмарами и окончательно порушенной репутацией.
– Когда? – обреченно спросила я.
– Сегодня.
– Кто?