У

- Я им верю. Ты что полагаешь?

- Ведь возможно, что следующие разы они уже с нею не разговаривали, а встречались молча. Полагаю, что о молчании-то они и молчат.

Мои соображения показались М. Н. Синицыну обидными, будучи человеком справедливым, он хотя и обиделся, но сознался:

- Это я упустил. Молча? Действительно, что расскажешь, если молча? К молчанию у меня нету подхода, да и баба у меня ревнивая.

Он отошел от меня. Гости прибывали. Черпанов крутился вьюном, наливал "встречные" рюмки; помогал резать хлеб; соорудил детям, которых отправили спать, по бумажному пароходи-шку и голубю, рассказав им сказку о медведе, который в лесу объелся брусники и пришел в город лечиться и как его замучили бюрократы. Прах его знает, откуда появилась у него эта сказка, но он ее повторил и взрослым; затем устремился "обрабатывать" каждого в отдельности. Я нашел его возле чрезвычайно просто одетого человека в черной рубашке и черном, но каком-то странно опрятном пиджаке, возле полки с книгами.

- Из рабочих? - причалил к нему Черпанов.

- Здесь все из рабочих. А вы разве нет?

- Я незаконнорожденный. Но, лаконично говоря, мог бы быть и рабочим.

- Почему нет? - черный взял еще книгу, полистал и положил обратно.

- Приятно, небось, поселиться в новенькой квартире, а? Особенно для рабочего важна ван-на! Пришел, устал, двинул газ, залез, вылез. И вот, пожалуйста! - Он дернул за рукав черного.- Чистое белье. Небось, теперь с радости и не вылазишь. И правильно. Моя ванна, хочу - сижу, хочу - плюю. Баня? Баня, брат, отвратительное зрелище. Грязь, миазмы, стой в очереди.

- Чего ж, у хорошей бани приятна и очередь,- сказал черный.

- Не скажи. Придешь ты с работы грязный, вонючий, за версту от тебя пахнет...

Черный крепко побагровел и захлопнул книгу:

- Почему вонючий?

- Потому что гадкая, грязная работа. Не на Урале же ты работаешь?

- Не на Урале.

- И не в лаборатории?

- Нет, не в лаборатории.

- Чего ж нос задирать? Выжимки у вас, брат, а не заводы в Москве. Вот, к примеру, где ты работаешь?

- Я не московский.

- Из провинции?

- Не очень.

- Откуда? Не юли, брат!

- Чего мне юлить. Я торгпред...- И черный назвал один из крупнейших городов Европы.

Вместо смущения Черпанов, наоборот,- словно выкинул тут последние остатки робости. Да, ему надобно дать первый толчок, а после того он мог возделывать любую почву, обезболенно вести любые операции! Он пощупал лацкан черного пиджака, рассматривая, видимо, предыдущий разговор как начало наступления:

- Костюмчик-то у вас не отеребки. Есть у меня к вам вопрос еще из данной области. Хороши ли американские одежды?

- Не покупаем,- кратко ответил черный.- Но передают, есть хорошие.

- Второй вопрос: драгоценности американцы любят? И что же, разводят у себя их или пренебрегают? Какие драгоценности? Ну там золото, камни в оправе или что монументальное на голову. Так, чтобы которое потверже на ощупь.

- Любят.

- И подвоз любят?

- И подвоз и привоз.

- Приятно, приятно. А насчет ванны я тебя, брат, разыграл.

Черпанов подхватил меня под руку. Я хотя и занят был своими мыслями, все же предупредил его, чтобы он не очень надеялся встретить здесь таких жидких и поддающихся обольщению людей, вроде Жаворонкова.

Черпанов попробовал посидеть на одном из приглянувшихся ему стульев. Покатался, потро-гал ножки - и пересел:

- Милый Егор Егорыч, папаша у меня был преподаватель логики, а это такое искусство, где обладание языком играет главную и решающую роль.

Черпанов сорвался и подскочил к гостю в сером костюме впроседь, с лицом главаря и указу-ющими глазами:

- Ну, как дела?

- Дела отмечаем.

- В каком виде мы за границей обозначены?

- Смотря кем,- вожаковствующим голосом ответили указующие глаза.

- Вы с ними, небось, больше на коммерческой ноге. Прирожденный вы бунтарь, а приходит-ся быть мнимым купцом. Понимаю, ожидаете. Противно, понимаю. И костюм заграничный одели, и значок ЦИКа сняли, и вид отшлифованный,- а все-таки рабочие чаяния из глаз не уничтожить.

Он смахнул с плеча указующую соринку.

- Костюм-то? - спросил тот, важно оглядывая себя, видимо, очень довольный костюмом.- Да нет, костюм нашей выработки.

- Скажите! Поражен! Здорово вырабатываем. Отличная шерсть.

Черпанов, стараясь быть спокойным соразмерно вожаковствующему, но весь как-то внутрен-не сопя, пощупал костюм - и руки свои отнял с таким усилием, словно надсадился на этом ощупывании.

- Банкометная шерсть, а по родине, небось, тоскуешь?

- Чего мне тосковать, если по смыслу вдуматься?

- Действительно, раз у пролетария нету родины, то есть социалистическое беспокойство.

Вожак обозначил на лице своем легкое недоумение.

- Ты, брат, насчет Гамбурга.

- Это тоже кооператив?

Теперь подошла очередь Черпанову заводить на лице своем порядок.- Какой кооператив? - спросил он, все-таки важностью своей идя наперегонки с укачующим.- Откуда кооператив встрял, недоумеваю.

- Жилкооператив, что ли?

- Да ты скажи мне ясно, кто? Почему кооператив вправляешь?

- Я здешний управдом.

Черпанов впился глазами в костюм, но - пораскинув, должно быть, что управдом живет избыточно, "сполна",- засопел еще сильнее, и глаза его отползли.