У

Не возьми Супчик этот лист, не подстрели его везде применяемая практичность Черпанова, возможно, Жмарин и ограничился бы язвительностью. Что ему за дело? Но тут портился Супчик, любовь всех, человек, чье ученье и работа служили перекличкой многих заводских ребят. Супчику находится указатель, Супчик попадает в кандидаты, аспиранты!.. Очертание жмаринских губ испортилось, глаза воспалились, он зашипел:

- Закройсь, вербовщик! Ни поэт ты, ни техник, а...

Жмарин сплавил кулак. Некрасов подскочил к нему, хозяйка с другого бока - мне станови-лось жарко. Черпанов, боком, двинулся к дверям, я за ним. Когда мы обернулись - Жмарин, успокоенный и повеселевший, помогал раздвигать стол, а черпановская бумага ходила из рук в руки, и все расписывались. Над нами не смеялись, не ехидничали, нас просто забыли. Черпанов задержал меня в дверях столовой, шепча: "Ловко они придумали. Жмарин отметен, как дурак, они перед ним скрывают свой поступок, тихо отмечая желание поездки. Светлый симптом! Какие люди, Егор Егорыч, едут. Ух, придется мне с ЦК разговаривать, иначе не дадут такого ядра. Смотрите, сам директор выразил желание расписаться. И директор едет, Егор Егорыч! Да, заштукатурили мы с вами сегодня строительство". Мы вышли в коридор. Хозяин вынес нам лист, испещренный подписями.

- А программу чего ж не вернули? - спросил Черпанов, разглядывая лист.

- Поклеп! Вы пустили один лист, Черпанов.

- Докладная записка имелась при листе, Некрасов. Докладная записка насчет системы и смысла Шадринского строительства. Я ее пустил вместе с листом; я отлично помню, что пустил, а пакет с девятью печатями оставил.- Он ринулся в бесчисленность своих карманов. Он рылся долго, держа в зубах притягательный лист. Программа нашлась на дне одиннадцатого кармана.- Зря обвинил, Некрасов, прости. Но что же, значит, почетные гости сразу поднялись на возвышен-ность в виду всего дела, приятно быть приросшим к присутствию таких холмистых людей. С намека чуют дело своего класса.

Он как-то толчкообразно остановился,- так замирает пароход на якорной стоянке,- впившись глазами в лист.

- Удивляет меня, Некрасов, почему стоят подле каждой фамилии цифры. Вот, например, пятьдесят, а рядом с этой подписью - 5. Я разверстки ядру не даю, я только чуждому элементу. Конечно, если по личному приближению, то пожалуйста. Только вот подле 50 стоит "к", а против 5 стоит "р". Что бы это могло значить, Егор Егорыч?

- К? - сказал я.- На букву "к" много профессий. Клепальщики, каменщики, кружконосы, крючкотворы, а вот "р". Рыбальщики, разведчики, рисовальщики.

Черпанов положил лист в карман и достал наши фуражки.

- Плохо мы знаем рабочий класс,- сказал он удовлетворенно, играя пальцами на фуражке, - я полагал, бить будут.

Из столовой выскочил Некрасов:

- Уходите. А закусить? А деньги? - Он протянул Черпанову сверточек денег.

- Чересчур щепетильный ты,- Черпанов сунул небрежно деньги в карман.- Я и доклада не закончил. Интересно точно знать, почем вы докладчику в час платите. Я не в смысле прилипчиво-сти, а со свойственной мне ориентировочностью, дабы других не обидеть.

- Не за доклад. Подписной лист пустили? Пустили. Мы и помогли, чем могли.

БЕСЕДА ПРИБЛИЖАЕТСЯ К СМЫСЛУ ДЕЛА

Черпанов достал деньги, пересчитал.

- Шестьдесят рублей. Благодарю. Я верну. Пока! Но тут вступила жена Некрасова, сердобо-льная и привлекательная. Боюсь, что она одна из всех присутствующих не поняла происшедшего. Она, заманчиво описывая предстоящий пирог со щукой, выразила крайнее сожаление по поводу нашего ухода. Черпанов объяснился кратко, в походной форме: заседание, съезд, конференция, доклад, ждут. Ко всем этим словам в ней укоренилась известная боязливость. "А кресло?" - воскликнула она. Хозяин засуетился:

- Совершенно верно, ребята, кресло же вам подарено. Я вам сейчас напишу пропуск к дворнику, а то он еще не выпустит.

Он с трудом приволок к выходным дверям громадное зеленое кресло, апатично визжащее, приколол к нему пропуск, и мы, пожав ему руку, поволокли кресло. Он провожал нас по лестнице. В огромные окна приближалась к нам луна. Лестница грохотала, кресло то визжало, то ржало. Соседи высовывали головы. Я безропотно и даже, сознаюсь, трусливо потел. Наконец, мы спусти-лись вниз. Вежливый хозяин крикнул с верхней площадки:

- Благополучно?

Черпанов молчал. Я ответил, что все вполне благополучно. Стукнула дверь. Яблочный цвет луны озарял нас. Дом молчал. Черпанов опустился в кресло, ворча:

- Совсем обынтеллигентились. Этак любой прохвост разовьет перед ними любые идеи, а они будут вежливо улыбаться. Шляпы! Кляксы бюрократические. Морду не могли набить. - А если они, Леон Ионыч, догадались, что у вас секретные инструкции?

- Ясно. Иначе б непременно побили.- Он вскочил и плюнул в кресло.Устыжать, посра-млять, уличать - и кого, Черпанова? Человека, который неотвязно понял весь поступательный ход революции. На кой черт мне нужно кресло? Мне надобна рабсила, а не кресло.

- Подарите Степаниде Константиновне.