Он рванул плакаты со стены, перебросил куски их бабе. Она сунула их в печку. Он кинул ей спички. Она зажгла. Оранжевое пламя соединилось с оранжевой краской. Исчезли митры, лихо надетые набекрень; седые бороды святых отцов, кровавые носы, густотелые ангелы, кружки монет, сыплющиеся из рук монахов. Мне стало слегка грустно. Черпанов сухо улыбался - строго и прямо сидя на скамье. Ему-то знаком предел своих полномочий, а я?
Нет-с? Не так-то уж легко быть секретарем большого человека!
Хотя Черпанов и сбрил свои сконсовые усы, обнажив всю розовость своего двадцатидвухлет-него лица, все же удивительная сухость его глаз, его скрипучий, почти старческий голос, его пове-лительная манера говорить - и даже склонность пересаживаться с места на место - заставляли многих верить ему, если не в общем, так частностям. Трудно, конечно, поверить было мне, что Урал почему-то решил восстановить у себя храм Христа Спасителя, Черпанов явно чего-то не договаривал, но вот эта-то недоговоренность и пленяла людей. Жена Жаворонкова буквально смотрела ему в рот, Жаворонков скромно и с достоинством трепетал, старушонки млели. Черпанов обратился ко мне:
- Егор Егорыч, вы, никак, чем-то хотели обмолвиться?
Врать мне трудно, но, странное дело, всегда, когда я вру, моя ложь кажется многим чем-то обидным. Начал я издалека, решив воздействовать на жаворонковское раскаяние и перерождение:
- Когда я летел по лестнице от вас, Кузьма Георгич, то порядочно испортил свой костюм. Естественно, я б желал приобрести свежий. Я слышал от старичка, у вас присутствовавшего, что вы имеете таковой. За деньгами я не постою, если заграничный...
Жаворонков, как я и ожидал, обиделся. Он подобрал рыхлый свой рот, внутренно как-то оглянулся, да и все в комнате внутренне оглянулись. Он осторожно сказал:
- Если имеется костюм, гражданин, то сгодится для себя. На Урале вот какая высокая должность предлагается.
- Высокая не по чину, а по возможностям,- сухо вставил свое слово Черпанов.- При такой должности лучше соблюдать скромность: толстовки достаточно, Кузьма Георгич.
Я продолжал:
- Смешно думать, Кузьма Георгич, что ваше перерождение ограничится внутренностью, а не внешностью. Вы получите подобающий костюм, а зачем вам заграничный?
- Чрезмерное стремление,- сказал Черпанов небрежно.
Жаворонков поднял кулак.
- А ну, встаньте!
Черпанов встал.
- Я Егор Егорычу велел встать.
- Да мы приблизительно одного роста.
- Где ж одного, когда вы, Леон Ионыч, головой выше.
- Это кажется от моих умственных способностей. Кроме того, если он заграничный, то сядет. Заграничный костюм подходящ для каждого.
Жаворонков еще более очерствел, заосторожничал, замялся.
- А ну, пройдитесь,- сказал он.
Черпанов сделал два-три шага.
- Присядь.
Черпанов присел.
- Да, будет годен.
- А цвет какой? - спросил я, вспомнив о зеленой поддевке.
- Да цвет такой, скромный, вполне для ваших секретарских лет. Еще раз встаньте. Вполне подходит, верьте мне. И длина, и ширина, и замечательная заграничная материя.
- Ну вот, мы его и купим.
- Отлично, Егор Егорыч.
- Посмотреть бы лично, Кузьма Георгич.
- Отчего не посмотреть, Егор Егорыч.
Он осторожненько вздохнул - и мысленно огляделся. Так же как и вся комната.
- А сколько же вы даете, граждане, комиссионных?
- Позвольте. Мы же у вас костюм покупаем, и вам же комиссионные!
- Кабы у меня, Егор Егорыч, я б его, возможно, даром подарил. Продал я его. Вышло здесь одно испуганное обстоятельство: разгорячился я клеветой доктора, думая также, что Сусанна насчет алиментов запускает, и двинул его смертельно. Милиция, думаю, обыск. Скажут, откуда заграничные вещи? Продал. Задарма продал.
Черпанов подряд пересел со стула на стул - этак стульев шесть.
- Фу ты, какой растяпа! Кому ж вы продали?
- Фамилию назвать пустяковое дело, Леон Ионыч. Только он вам все равно не продаст. Он тоже встревожен. Вот вы меня успокоили своим приглашением, я чувствую себя человеком, мне жаль костюма. Вот ведь до чего доводит несдержанный характер. В божьем заступничестве начал сомневаться, а теперь, похоже, опять вернулся к лону...
- А черт с ним, с лоном! Кому продали? - сдвигая стулья в одну линию, скачал Черпанов. Он шумом стульев как бы повышал свой голос.
- Случайно продал. Пришел он узнать, так как у меня произошел скандал, а он метил устроить вечеринку - с картами. Предлагает мне пятидюймовые плахи, а от меня костюм, так как гость его любит играть на вещи, а не на деньги. А узнать он хотел - как и бил: для милиции или для себя. Опять же костюм биллиард ему напомнил.
Я осторожно, желая выведать хоть бы цвет, спросил:
- Чем же биллиард?
Жаворонков дерзко щелкнул меня пальцем по плечу:
- Гладкостью.
Черпанов придвинул к стульям скамейку:
- Экая глупость! А мы привыкли жить осторожно. Баба говорит - по новой системе лечит. То есть доктор. А я думаю, черт его знает, не ложный ли свидетель по части алиментов? 10% могу рассчитывать комиссионных, граждане?
- Десять процентов с чего, Кузьма Георгич?
- С общей суммы костюма.
- Но ведь костюм-то ваш?
- Опять то - на то. Зачем мой? Я его снова куплю.