Тысяча шагов в ночи

Возможно, в другие времена или в глазах других подобное разношерстное сборище могло бы показаться неприличным, но в доро, ко всеобщему удовольствию, всегда присутствовала бунтарская жилка, а после своего необычного путешествия по миру духов он обнаружил, что у него все меньше и меньше терпения к жестким условностям общества Омайзи. По вечерам, когда из деревенских домов доносился слабый звон посуды и затрапезная болтовня, он часто присоединялся к Канаи в конюшнях, ведь лошади, как оказалось, были одной из его страстей, о чем свидетельствовала красота его большого черного жеребца, которого нашли пасущимся в альпийских долинах близ замка Огава и быстро вернули хозяину.

По просьбе Рухая скакуна поместили в конюшню в Нихаое под присмотром Канаи, которая, хотя и не говорила об этом, была довольна и польщена возложенной на нее ответственностью.

Роройшо, привыкшая к чрезмерному обожанию, расточаемому ей жителями деревни (и Гейки, в частности), поначалу была немного раздражена тем, что вообще приходилось делить внимание с прекрасной лошадью доро, но она легко приспосабливалась; и к тому же и Канаи, и Гейки обожали ее более чем достаточно, чтобы сделать любимейшей лошадью на много миль вокруг.

В Нихаое все менялось. Помимо Омайзи Рухая, обычным явлением в деревне стал Ногадишао, бегающий взад и вперед по дорогам и разбрасывающий семена, которые за ночь превращались в молодые побеги. На задворках постоялого двора, где он спал рядом с банями, жители деревни частенько оставляли ему подношения в виде дынь и монет, а спустя месяц такого внимательного и заботливого отношения он стал выглядеть куда менее одичавшим. Его борода преобразилась. Глаза перестали быть похожи на грибы. По конечностям сновало меньше лесных тварей, однако на нем всегда находилась парочка гнезд.

Гейки, в свою очередь, порхал между своей стаей, вернувшейся в Коцкисиу-мару, и постоялым двором, где помогал поднимать новые балки и покрывать соломой крыши. Хотя чаще всего его можно было заметить обшаривающим заброшенные руины вместе с Миуко, выкапывающим скелеты солдат Огавы, чтобы мрачные жрецы могли, наконец, похоронить их должным образом и упокоить их души. Ацкаякин благодаря этому отыскал немало сокровищ, хотя почти всегда отбрасывал их в сторону, как только раскапывал следующее.

Однако более показательным, чем присутствие духов или знати, стало изменение в самих жителях деревни. Они не возмущались, когда Канаи проезжала мимо них на Роройшо. Не пытались запретить Миуко ходить без сопровождения. Оправившись от полученных травм, Лайдо даже извинился перед Миуко за то, что выгнал ее из храма на следующее утро после проклятия, на что ее рука-демон, облаченная в перчатку, незамедлительно ответила ему пощечиной.

У этого демонического существа был свой собственный разум. Через несколько дней после нападения Туджиязая Миуко обнаружила, что она может с легкостью избавиться от обычной перчатки, рукавиц, пеленки и ремня, поэтому Миуко пришлось пошить на заказ перчатку с пряжкой, которую снять можно было только с помощью другой руки.

Благодаря этой перчатке мрачный жрец отделался легким шоком и внезапным покраснением щеки.

– Прошу прощения, Лайдо-джай! – отозвалась Миуко, засовывая свою демоническую руку в карман.

«Он должен извиниться за свое дыхание», – пробормотал тихий голосок.

Хотя Миуко знала, что это невежливо – и не слышно никому, кроме нее, – она не могла удержаться от смеха и даже не потрудилась подавить его.

Жрец слабо улыбнулся, потирая щеку.

Перемены не ограничивались Нихаоеи. Времена года сменились, лето неторопливо перетекало в осень. Дни укорачивались. Листья опадали. С севера приходили вести о том, что жизнь вернулась в Дом Ноября. Среди сгоревших деревьев были замечены снующие туда-сюда белки, а в воздухе снова раздавалось пение птиц. Один путешественник даже поведал, что прибыл молодой кякедзуя, чтобы восстановить порядок у жрецов Накаталоу.

Эти перемены будут происходить медленно, но некоторые потекут быстрее. Вскоре после осеннего равноденствия Омайзи Рухай прибыл в Нихаой, чтобы пригласить Канаи стать учеником конюха йотокай, который уже давно искал кого-нибудь – мужчину, женщину или хэй – достаточно компетентного, чтобы соответствовать его строгим эталонам. Это был, безусловно, нетрадиционный вариант, но, как вскоре выяснилось, доро был заинтересован в сотрудничестве с неординарным новым миром.

В последний день пребывания Канаи в деревне Миуко проводила ее до врат духов.

– С тобой все будет в порядке в Удайве? – спросила она, поглаживая мягкий нос Роройшо.

Канаи пожала плечами.

– Как и везде, думаю.

– Ну, если тебе что-нибудь потребуется…

– Знаю, лучше тебя не звать. – Но она улыбнулась, чтобы смягчить язвительность своих слов.

Миуко рассмеялась.

– Я серьезно!

– О, да? Как думаешь, как сложится эта работа, если первый же человек, пристающий ко мне, потеряет руку из-за шаоха?

– Славно!

Усмехаясь, Канаи посмотрела на восток, где над холмами Удайвы поднималось теплое осеннее солнце.

– то же… думаю, я буду иметь это в виду.