Рядом с Миуко Омайзи Рухай, пошатываясь, поднялся на ноги и начал ощупывать свой торс и бедра, словно желал уверить себя в том, что он вернулся в собственное тело.
– Он ушел? – спросил он. – Сработало?
Холод пульсировал на кончиках пальцев Миуко, ненасытный и злой. Миуко попятилась.
– Это небезопасно, Рухай. Ты должен уйти…
– Миуко! – По Старой Дороге к ней мчался Гейки, за которым по пятам следовал отец.
– Дочка!
Миуко отшатнулась.
– ОСТАНОВИСЬ!
Ацкаякина остановился, дернув Отори Рохиро так резко, что его трость со звоном повалилась на землю.
Но отец Миуко был таким же упрямым, как и она сама –
Когда он потянулся к ней, дрожь прошла по ее демоническим пальцам, холодным, как промозглый ветер.
– Нет! – Миуко снова отступила, прижав руки к груди, как будто это могло сохранить в ней человечность. Пригнувшись, она ждала, когда голод – голод шаоха – захлестнет ее, яростный и неминуемый, как лавина.
Но ничего не происходило.
Где-то внутри нее тоненький голос, более грубый и глубокий, чем ее собственный, проворчал:
– Что? – Миуко уставилась на свои синие пальцы, которые показали ей грубый жест.
– Что? – Гейки выглянул сквозь свои руки, в которых прятал лицо. – Что происходит? Ты теперь злая?
Миуко озадаченно покачала головой.
– Мне кажется… я в порядке?
– А ощущаешь в себе добро или зло?
– И то, и другое, – пробормотала она.
– Что это значит? – Ошеломленный доро взглянул на ацкаякина, который пожал в ответ плечами.
– Откуда мне знать? Я – птица!
– Ты
Не обращая на них внимания, Миуко в изумлении сгибала пальцы. Каким-то образом благодаря попыткам Туджиязая ослабить ее она стала одновременно человеком и демоном, девушкой и шаоха, смертной и духом.
Отори Рохиро бросился к ней и упал на колени у ее ног.
– Я думал, ты стала демоном. Думал, что ты ушла навсегда. Я не знал… не понимал… Прости меня, Миуко. Пожалуйста, прости меня.
Ее синяя рука потянулась к его шее, а пальцы изогнулись, выпустив когти.
В ужасе она отдернула руку в сторону и спрятала ту в складках своего одеяния.
Ее демонический голос недовольно хмыкнул.
Опустившись на колени, она поцеловала Рохиро в макушку.
– Ты мой единственный отец, – тихо произнесла Миуко.
Рохиро притянул ее в свои объятия, безудержно рыдая дочери в плечо. Гейки, не желая оставаться в стороне, тоже обнял их.
Рухай неловко переминался с ноги на ногу, совершенно не зная, что делать перед лицом столь неподобающего поведения.
К несчастью для него, впереди были куда более необычные нарушения приличий.
– О, шаоха! – позвал кто-то скрипучим мелодичным голосом.
Миуко подняла глаза и засияла. Там, на Старой Дороге, она увидела остальных своих друзей: Канаи с забинтованной половиной лица и Роройшо (совершенно невредимую и абсолютно великолепную); Сенару, хромающую рядом с ними, но лучезарно улыбающуюся; и Ногадишао, который тащил на спине нескольких жителей деревни в разных состояниях осознанности и потрясения.
Доро вздернул брови.
– У тебя необычные друзья, Миуко.
В прошлом она могла бы смутиться от такого заявления, но сейчас лишь усмехнулась.
– Спасибо.
Уголки его рта дернулись.
– Я надеюсь, ты и меня считаешь одним из них.
– Друзья, говоришь? – Гейки хлопнул доро по плечу. – Скажи мне, доро-джай, насколько ты благодарен своим новым друзьям? Достаточно, чтобы предложить какую-то награду твоим доблестным спасителям?
– Гейки. – Миуко закатила глаза.
– Что? Я не говорю, что мы заслуживаем несравненного богатства, но и отказываться не буду, если ты понимаешь, о чем я.
Отори Рохиро осторожно потянул его подальше от доро.
– Все знают, что ты имеешь в виду, ацкаякина-джай.
Миуко усмехнулась, когда ее синяя рука разжалась. Может, она не была человеком полностью. Может, не была и демоном. Но кем бы она в итоге ни стала, после всего случившегося Миуко познала одно: впервые за свою жизнь она наконец-то была полностью, без каких-либо притеснений, самой собой.
31
Необычный мир Нихаой
После поражения Туджиязая Омайзи Рухай немедленно отбыл в столицу, где должен был помочь правлению своего отца справиться с разрухой на севере. Однако в течение следующих нескольких месяцев возвращался в Нихаой так часто, как только позволяли обязанности. Вскоре он стал постоянным гостем приходящей в упадок деревни: помогал мрачным жрецам восстанавливать сгоревший храм, ухаживал за садами чайного домика, присматривал за рабочими, которых привлек (по просьбе Миуко) для ремонта Старой Дороги, а в дни, когда работа затягивалась, что обычно и происходило, он снимал комнату в постоялом дворе, где его можно было застать за трапезой с Миуко и Рохиро, Гейки, Сенарой и Канаи, а Ногадишао подглядывал с веранды.