Ты жена мне, помнишь?

– Всё, девочки, хватит. Меня ждёт король. Не обижайте Анну, пока меня не будет, – выбирается из детских обнимашек его высочество. – Идите к себе. Я вечером зайду проверю, что вы успели выучить за эти три дня, что я отсутствовал.

– Да, папа, – снова чуть ли не в один голос выпаливают девочки и уносятся прочь из наших покоев, даже не оглянувшись на меня.

Чувствую, с ними легко не будет. Но когда меня трудности останавливали? А сейчас и подавно не остановят. 

Может, причина в том, что я этих девчонок уже своими падчерицами воспринимаю, может ещё в чём-то, но что-то зацепили они во мне. Глубоко и сильно. Вместе с отцом своим за компанию.

Тем самым, что сейчас стоит напротив, подозрительно буравя меня глазами.  

Глава 17

                                          Федерик

– Бригитта, оставь нас, – не глядя, приказываю притихшей в стороне горничной.

– Да, ваше высочество.

Слышу, как та поспешно проходит мимо нас и даже позволяю себе уловить эмоции, которыми фонтанирует девушка. Естественно, любопытство преобладает. Почти не уступает ему удивление. И чувствуются ноты несмелой, неустоявшейся симпатии, одобрения, благожелательности… и всё это, кажется, адресовано моей жене. 

Хм. И тут Анна меня удивила. 

Тем сильнее становятся испытываемое мною с самого утра жёсткое внутреннее противоречие и выбивающее из колеи несоответствие того, что ожидаемо и привычно, с тем, что я вижу, слышу и ощущаю.

Не помню, когда в последний раз столько времени настолько внимательно прислушивался к окружающим, анализируя чужие эмоции. Когда настолько открывался своим ощущениям. 

Обычно, я стараюсь закрываться. И дочерей, у которых дар эмпатии только-только начинает проявляться, тоже этому учу. 

Эмоции – не мысли, они обманчивы и слишком переменчивы. И порой умение их читать лишь сбивает с толку. Ибо никогда нельзя быть уверенным до конца, почему именно человек испытывает что-либо, что при этом думает на самом деле. И как поступит.

Исключением могут быть разве что близкие. Но и с ними бывают промашки. Эмоции, которых лучше не слышать, и ситуации, которых лучше не знать.

Я уж молчу о том, какой это порой непосильный и даже сокрушительный для разума груз – эмоции и чувства других людей. 

Но сегодня мой бесов дар – единственный способ хоть что-то понять в происходящем. Правда, пока-что я лишь всё больше запутываюсь.

И причина всему стоит сейчас передо мной. Смотрит с лёгкой опаской. Изучает меня в ответ. Анализирует, если верить сменяющим друг друга оттенкам эмоций.

И это её спокойствие поражает так же сильно, как то, что она испытывала всего несколько минут назад, смотря на моих дочерей. Я до сих пор чувствую ошеломляющее послевкусие этой мощной смеси любования, надежды и грусти... волнения... робости и одновременно с этим решимости... Так смотрят на самое вожделенное и бесценное сокровище. Так чувствуют себя те, кто увидел наяву свою мечту, и кто теперь готов на всё, чтобы её получить. И этим невозможно не впечатлиться. 

И это совершенно не то, что могла бы испытывать моя жена Анна Мари Иллария, последняя дочь славного рода Мораду. 

Передо мной стоит незнакомка. Незнакомка в теле моей жены. С подлинными метками Богини, которые на моих глазах оплели эти тонкие запястья два месяца назад. После того, как я надел на них свои брачные браслеты и взял свою юную пугливую невесту на брачном ложе. Незнакомка, связанная со мной магической брачной связью, которую я, как никогда, остро ощущаю сейчас.

Все логические доводы говорят мне, что это моя жена. И даже разговор с мэтром Селестино тому подтверждение. Старый лекарь, когда-то уволенный моим отцом за склонность думать больше, чем положено, и задавать не самые удобные в королевской семье вопросы, подтвердил, что вследствие сильных магических травм человек вполне может полностью потерять память и даже неузнаваемо измениться, как личность.

И всё вроде бы сходится... Но не сходится. Совершенно не сходится.

Она другая. Абсолютно. Полностью. И ни капли не вписывается в то, как должна была бы себя вести потерявшая память юная девчонка. Девчонка, которая, по сути, ничего в своей жизни не видела и не знала, кроме стоящего на скалистом берегу родового замка, в котором выросла и жила до нашей свадьбы.

Это всё в голове не укладывается. И я не я буду, если не разберусь.

– Эмелин с Каталиной ведь не поздороваться зашли, – произношу первое, что приходит в голову. И неосознанно делаю шаг к ней. Снова прислушиваясь.

И с удивлением ловлю себя на том, что мне вкусно чувствовать её эмоции. Они чистые. Даже те, что можно считать плохими, всё равно не запачканы грязью и гнилью. 

А сейчас и вовсе занятные. Словно интересная загадка.

Удивление, лёгкая досада. Решимость. Задорный азарт.

– Ну почему же? Конечно, поздороваться, – уголки её пухлых губ дёргаются в намёке на улыбку. А потом упрямо сжимаются.

Врёт ведь.

Зачем? Защищает моих разбойниц от наказания? Странно, но похоже на то.

Так девчонки сами себя сдали. Уж их-то эмоции я понимаю чаще всего без труда.

– Покрывание их проказ не поможет тебе добиться их расположения, – укоризненно качаю головой.