Ты следующий

По возвращении в Софию я первым делом узнал, что, несмотря на мое геройство, я уволен из газеты. Я не успел осознать, насколько опасно было бы остаться без работы именно в этот момент, потому что почти сразу меня позвали на «Радио София» и приняли в отдел литературы и искусства. Надо же! Я мог смело утверждать, что это «карьерный рост». Не внештатный консультант, а штатный редактор. Моим непосредственным начальником должен был стать сам Владо Голев. В тот же отдел был принят и Коста Павлов. Хеппи-энд в самом начале истории.

•

В начале осени СССР неожиданно запустил первый в мире искусственный спутник Земли. Фанфары пропаганды протрубили, что наступила новая космическая эра. Техника праздновала триумф.

Меня уже стали спрашивать, не полетам ли в стратосферу посвящена моя книга «Все звезды мои». А Владко Башев попросил меня о странной услуге. В витрине одного книжного магазина выставили его сборник «Тревожные антенны», поместив его в раздел технической литературы. Я должен был отчитать продавщиц. Мы смеялись, но в сознании людей и вправду происходила какая-то перемена. Науку увлекали поэтические чудеса. А поэзия вступала на территорию философии и политики. Заговорили о дискуссии между физиками и лириками.

•

17 октября ближе к полуночи зазвонил телефон и усталый голос сообщил, что у меня родился сын. Я вроде бы и ждал этого, но все же не знал, что делать, и потому просто обрадовался. Я сразу позвонил Коце Павлову. Он растерялся даже больше, чем я. Мы тут же договорились немедленно встретиться на Орловом мосту. А там не смогли придумать ничего лучшего, кроме как вызвать такси. В те годы вызов такси посреди ночи был не таким уж привычным делом. Шофер пожал нам руки и представился — как если бы был капитаном «Куин Мэри».

— Очень приятно, Димитр Соколов.

— Неужели вы тот самый мотоциклист-чемпион?

— Ну да, — скромно ответил он. — Экс-чемпион. Куда ехать?

Я объяснил ему, что несколько часов назад стал отцом и теперь не знаю, куда податься.

— А я знаю! Мы поедем в мой гараж, где у меня стоит отличная домашняя сливовица. По десять левов за бутылку.

— Маршрут принят!

После того как мы разжились бутылкой, стало ясно, что нам нужны собутыльники. Тогда мы отправились на улицу Ивана Рильского, на которой находилась еще одна коммуна гениальных друзей: Мишо Берберов, Богдан Митов, Манол Манов, Георгий Узунов… Я и Коста принялись свистеть под окнами. Добились того, что высунулась чья-то сонная голова и принялась ругаться:

— А ну-ка убирайтесь отсюда, забулдыги! На часы посмотрите!

Мы обошли еще несколько адресов — с тем же результатом. Наконец мы очутились перед домом напротив кинотеатра «Солунь», где жил Георгий Джагаров. В первый момент он тоже сонно обругал нас по домофону, но когда узнал причину, то сказал, что спускается. И мы сели с бутылкой на бордюр тротуара. Джагаров явился в объятиях неги, спустившись к нам прямо в халате и тапочках. Несмотря на то что он прошел школу в московском Литературном институте им. Максима Горького, пить он так и не научился. Мы ему помогли. И, увы, оказались слишком хорошими учителями.

Так прошел год, когда Джек Керуак закончил свой роман «В дороге».

Глава 10 Создание миражей

Почисть плевательницы, бой![42]

Ленгстон Хьюз

Хрущев гордился тем, что лично наладил отношения между СССР и Югославией. И ему было абсолютно безразлично, что за аналогичные заслуги некоторые деятели были расстреляны им же самим. После венгерских событий отношения между Москвой и Белградом и вправду казались идиллическими.

Осенью 1957 года Никита Сергеевич отправил в гости к маршалу Тито своего спасителя маршала Жукова и в его отсутствие снял его со всех постов. Это стало последней наградой великому полководцу. Подобную благодарность получил и генерал Серов. С этого момента у Хрущева остался всего один искренний союзник — русская интеллигенция. В следующие семь лет он сделал все возможное, чтобы по-своему отблагодарить и ее.

Для начала в 1958 году Хрущев развернул позорную кампанию против Бориса Пастернака, получившего Нобелевскую премию за «Доктора Живаго». Я полагаю, что Никита Сергеевич никогда не читал этого романа, но это его проблемы. Все указывало на то, что он рассматривал Пастернака, Эренбурга, Шостаковича и других творцов как фигуры из почетных президиумов эпохи сталинизма. Они знали слишком много кремлевских тайн. Им следовало противопоставить одного «лагерного» писателя, который рассказал бы о «сталинизме в действии». В случае необходимости надо было предоставить ему нужные документы, чтобы он не ограничивался только личными страданиями и лишениями, а делал бы обобщения. Что ж, такой талант в скором времени нашелся. Но может ли кто-нибудь представить себе, как в начале одного своего дня Иван Денисович протягивает градусник доктору Живаго?

8 апреля 1958 года на ежегодном собрании Союза писателей Тодор Живков произнес речь, в которой выдвинул лозунг: «Больше с народом, ближе к жизни».