Ты следующий

Уже позже, когда мы могли вести дружеские беседы, она открыла мне причины загадочной заминки. Оказалось, что у меня плохое досье. Анонимки коварно уверяли, что мой отец был офицером оккупационного корпуса. Его смерть в начале 1946 года была связана с Народным судом. Еще в школьные годы меня предупреждали, что за мной тянется «черный хвост» и что надо соблюдать осторожность. Я никак не мог допустить существование этих доносов. Сейчас они кажутся мне капельками ртути из разбитого градусника, закатившимися в щель между половицами. Они могут отравлять тебя всю жизнь, а ты даже не будешь об этом подозревать. Тем не менее Елена Сыбева решила проверить эту информацию. И ей пришлось объехать все городки, в которых некогда жила моя семья. Покопаться в архивах… Никто не мог требовать от нее подобных усилий, и никто не предполагал, что она этим займется. Как раз на это и рассчитывали анонимные отравители. Но Елена Сыбева была из тех редких личностей, что способны встать на защиту самой ничтожной и заранее обреченной на заклание истины. По сути, обелив мое досье, она, возможно, сама того не желая, наставила меня на самый опасный путь. Сделала меня пригодным для политического употребления.

Я никогда не видел своего досье. И чужого тоже. Но я знаю людей, которые его листали и даже подшивали в него новые сведения. Позже они улыбались мне и все отрицали…

В конце 1989 года я официально потребовал обнародовать мое досье. Мне хладнокровно ответили, что его не существует.

Исчезновение целых ворохов папок в то смутное время (1989–1990 гг.) замело следы самых грязных политических интриганов, спасло доносчиков и самых опасных из них — лгунов. По-моему, только их и спасло. Неужели именно в них нуждалось будущее?

— И зачем тебе видеть все эти мерзости? Только расстроишься! — разубеждали меня ответственные лица.

Какая забота о людях! Те, кто собирал и использовал мое досье, могли перекроить его, как им вздумается. Их имена были зашифрованы. И чего они боялись? Может, они и правда полностью его уничтожили. Но вероятнее всего оно лежит где-то в засаде, как притаившийся хищник.

•

На свою новую работу в ЦК я смотрел глазами писателя. Хороший наблюдательный пункт, думалось мне. Там я мог увидеть множество не видимых простому смертному вещей. В то же время я не хотел внешне отличаться от других. Смешно признаться, но в качестве примера для себя я выбрал Хемингуэя. Ну да, он не работал в комсомоле. Но что он делал в Испании в самый разгар гражданской войны? А на линии фронта в Первую и Вторую мировую? Корреспондент? Так и я стану своим собственным корреспондентом.

Васка Попов был из тех немногих, кто не удивился и ни разу меня не упрекнул.

— Если ты полностью посвятишь себя поэзии, ты выродишься, превратишься из Любомира в тетю Любу, — предупреждал он меня (этот настоящий мужик, которого Эмилиан Станев совсем недавно назвал «Хемингуэем из села Миндя»). — Тебе нужна грубая мужская работа, хотя бы для компенсации духа. Беллетристика — вот это мужское занятие. Профессия! А поэзия — вообще не дело…

И я разделял эти экстремистские взгляды Васки. Он пересказал мне десять советов молодым писателям, однажды сформулированных Хемингуэем. Я же использовал их в качестве теста для самопознания. Смогу ли я вспомнить их сейчас, когда мне предстоит хотя бы частично воссоздать прошлое?

Будьте всегда влюблены — гласил первый совет.

Это я всегда выполнял.

Учитесь до конца своей жизни.

Пока не до конца, но до сего момента я всегда стремился узнать как можно больше. И все же сегодня, являясь действительным членом двух международных академий, я могу сказать, что учился плохо.

Работайте до потери пульса.

И это я испытал однажды, когда у меня брали кровь. Но одного инфаркта от переутомления мне достаточно.

Слушайте музыку и наслаждайтесь живописью.

Все это мои наркотики.

Держитесь поближе к настоящим писателям.

У меня тоже была эта опасная возможность.

Активно участвуйте в общественно-политической жизни.

Вот этот совет был фатальным. Я не валю всю вину на Папашу. Потом он будет меня успокаивать. Но политика принесла мне сплошные несчастья. Хотя счастья в ней я тоже не искал. Она всегда вырастала передо мной, как чудовище Сфинкс перед Эдипом. Она охраняла дорогу, по которой я должен был пройти. Неужели не было другого пути? На любом пути встречаются чудовища…

Не противьтесь своим желаниям.

Я им полностью доверялся. Моя воля была свободной. Поэтому-то я не могу и не хочу отказываться от своей ответственности. Кроме тех случаев, когда принуждение извне было очевидным.

Не пускайтесь в объяснения .

По этому пункту моя вина неискупима. Может, сейчас я только увеличиваю свои грехи.

Молчите, слова убивают творческий дух.

Ладно, умолкаю.

Не тратьте времени понапрасну.