Ты предназначена мне

— Что толку от того, что я буду что-то знать, Алекс? Что это изменит? – кошка замурлыкала немного громче, и я провела по всей её спине, желая и не желая посмотреть на Алекса одновременно. Всё-таки сделала это. – Я бы хотела другое детство. Хотела бы, чтобы у меня был дом. Знать родителей. А так…. Травить себе душу? Я ведь их даже не помню. Стэлла хотя бы… Она хотя бы знала их, а я…

Алекс повернулся ко мне резко. Так резко, стремительно, что я испугалась. Сталь его взгляда смешалась с чернотой, стала настолько пронзительной, что у меня похолодели руки.

— Ты знаешь, что вашего отца застрелили у Стэллы на глазах? – вдруг жёстко проговорил Алекс.

Я застыла. Смотрела на него, понятия не имея, что сказать в ответ. Этого мне сестра никогда не рассказывала, хотя о том, что случилось с нашей семьёй, я узнала ещё в первые дни по приезду в особняк.

— Ей было пять, — продолжил он. Я заметила, как напряглись сухожилия на его руках, различила нечто, появившееся в его голосе – опасное, наполненное ненавистью и лютой яростью. – В ту ночь шёл дождь. Твоя сестра выскочила на улицу через заднюю дверь и спряталась в лесу. Ты завидуешь тому, что у неё было другое детство? – уголок его рта снова искривился, но не усмешкой, ни ухмылкой это не было. Скорее… направленная куда-то в прошлое, в самую глубь себя и памяти всё та же испещрённая холодной яростью ненависть. — Ты знаешь, чему ты завидуешь?

Стэлла рассказывала мне о себе мало. Я не лезла к ней, как и она ко мне, не пыталась вывести на откровения. Мир вокруг был наполнен жизнью, которой я никогда не знала. Вкусами, запахами… Позволяя ей говорить ровно столько, сколько она хотела, я думала, что больше будет со временем. Да и… Как я могла расспрашивать её, если откровения её подразумевали мои собственные, которые могли оказаться опасными для неё, да и по сути были ненужными? Но сейчас я понимала, что не готова. Не хочу. Потому что взгляд Алекса пугал.

— Она… она попала в приёмную семью, — неуверенно сказала я.

И опять молчание. Молчание и взгляд, заставивший меня похолодеть сильнее прежнего.

— Она попала не в приёмную семью, Ева, — спокойно, сдержанно, негромко. – Она попала к человеку, который обеспечивал себе безбедное существование, выгоняя таких, как твоя сестра, на паперть.

— На паперть? – переспросила я, едва не потеряв дар речи. – Ты хочешь сказать… Она занималась попрошайничеством?

За стеклом со стороны Алекса опять замелькали домики. Вначале крохотные, деревянные, потом немного побольше. Мы поехали немного медленнее. По скулам Алекса заходили желваки, смотрел он вперёд, прямо перед собой. Ещё медленнее…

— Алекс, — позвала я. Внедорожник остановился возле невысокой одноэтажной постройки с висящей над дверью вывеской «продукты».

Ничего не сказав, муж сестры раскрыл дверь и вышел на улицу. Я сглотнула и с шумом выдохнула, когда он, простояв у машины несколько секунд, пошёл внутрь. Услышала тихое мяуканье и погладила поднявшую голову, как будто спрашивающую меня в чём дело Жору, но былого успокоения это не принесло.

Тревога внутри была такая, что меня начало подташнивать, заныл живот, рёбра…

Не прошло и нескольких минут, как Алекс вернулся. Отдал бутылку с прохладной водой, на колени мне упала плитка молочного шоколада и пакет с тёплыми рогаликами. Свинтив крышку со своей бутылки, Алекс уселся за руль и завёл двигатель.

— Так… — к шоколадке я не притронулась, как и к булочкам. На прохладной бутылке выступили капельки. Одна из них, скатившись, упала мне на коленку. – Стэлла…

— Пока твою сестру не посчитали слишком взрослой, она стояла на паперти и ходила с протянутой рукой по электричкам, — внедорожник дёрнулся с места. – А потом тот, кто держал её, решил, что куда больше он сможет заработать на ней, если будет подкладывать под богатых извращенцев. Ей было девять, Ева, — говоря это, Алекс смотрел прямо на меня. – Так что? Хотела бы ты, чтобы у тебя было такое детство?

13

Ева

— Разве здесь есть гостиница? – спросила я, когда мы, проехав мимо набережной, свернули к невысоким, стоящим почти у самого моря домам.

Весь остаток пути до Грата мы почти не разговаривали. Только изредка перебрасывались короткими, отдающимися внутри меня чувством неловкости фразами. Там, у придорожного магазина, Алекс больше ничего мне не сказал. В считанные секунды наш внедорожник разогнался так, что мне стало жутко, но попросить его сбросить скорость я не решилась. Впиваясь в ленту дороги взглядом, он смотрел прямо перед собой, тогда как по скулам его ещё какое-то время ходили желваки. Что-то подсказывало мне, что заговаривать с ним не стоит, пытаться расспросить – тем более. Лежащая на коленях шоколадка начала таять, а я не могла заставить себя даже прикоснуться к ней. Не знаю, чего было во мне больше – отрицания или боязни, что Алекс заговорит снова. Сказанного было достаточно для того, чтобы внутри у меня всё так и замерло, и что-то подсказывало мне, что за воцарившимся вокруг нас безмолвием, скрывается куда больше.

— Нет, — ответил Алекс, сворачивая во двор.