Ты — мой грех

Не знаю, сколько прошло времени, но в себя меня привел звук подъехавшей машины. Руслан. Он вышел на улицу, я выпрямилась, морщась от боли в затекших ногах, и не смогла к нему ни шага сделать — ноги не слушаются пока. Зато Дианка побежала к Руслану, забыв о том, что мы обе услышали в подъезде.

— Дядя Руслан! Привет!

— Привет, принцесса. Вы готовы? А вещи где?

— Потом заберем. Поехали, — сделала несколько шагов, и чуть не заорала — слишком долго я сидела на корточках, сейчас кровообращение налаживается, и это мучительно.

— Что с тобой? — Руслан сам подошел ко мне.

— Ничего. Ноги затекли. Поехали.

— Мы с Любой здесь были. Дома опять драка, — пропищала Диана, и всхлипнула: — Там мама.

— Оставь это. Поехали отсюда, Руслан, — устало покачала я головой.

Он, к счастью, послушал. Открыл машину, усадил нас обеих на заднее сидение, и спросил:

— Здесь сидите обе. Вещи собраны, или мне их самому собрать?

— Они под кроватью за шкафом, но… куда ты? Я же сказала, что завтра съезжу!

— В машине оставайтесь. Проверю, что у вас там, и приду, — Руслан захлопнул дверь, и пошел к нашему бараку.

Один.

12

РУСЛАН

Поднялся на второй этаж. Дверь в квартиру нараспашку, коридор завален хламом. Воняет невыносимо. Даже понять не могу — чем именно. Тут и рвота, и перегар, и рыба, и… капуста?! Что-то невообразимо мерзкое. Как Люба этим всем не пропахла — не понять.

— Зарежу, сука. Клянусь, урою. Тебя, и твоего хахаля! И ничего мне за это не будет! — орет невменяемый мужик в глубине квартиры.

Я вошел в коридор. Из одной комнаты выглянул пропитого вида старик… хотя, какой это старик? Лет сорок, скорее всего, просто выглядит как срань. Он выглянул, и тут же шмыгнул обратно. А я пошел на звуки, и попал в комнату.

— Тебе, бля, сказали, что не брали твои деньги! Свали отсюда на хуй!

— Ты. Или баба твоя спиздили. Порезать её? — увидел лежащую на полу одутловатую женщину, по лицу которой размазана кровь, и склонившегося над ней мужика, одетого в хаки. А неподалеку харкает кровью еще одно быдло.

— Делай что хочешь, и сваливай.

— Видишь, как тебя муж ценит, — оскалился мужик с ножом. — Может, мне по-другому должок забрать? Ты — ничего, да и девки у тебя есть, ммм…

Так, пора вступать в эту милую беседу. Баба на полу — явно мать Любы. Один из них, скорее всего не тот, что с ножом — отчим. Подошел, дернул мужика за плечи, выворачивая руки, и выволок в коридор.

— Ты, бля! — вызверился он. — Ты что за хрен с горы? Урою нах!

— По форме представиться, или достаточно того, что я из СК?

— Что за СК? Сука?

— Почти. Следственный Комитет, — усмехнулся, думая, что с этой мразью делать.

Вызвать полицию, и пусть пятнадцать суток посидит? Или пусть проваливает сейчас?

— Ага! Тогда я заявление написать хочу. Пришел сюда, посидели по-людски, и меня обчистили. Восемьдесят, мать их, косарей украла эта ублюдская парочка. Давай, начальник, принимай их. Ты ж у нас закон!

— Могу отвезти всех в участок. На «парочку» напишешь заявление, его примут. И тебя, кстати, тоже. Побои, угрозы, проникновение в чужое жилье… дальше перечислять?

— Эй! Я за баблом своим пришел!

— Так в участок едем? — усмехнулся я.

Ясно, что смысла нет. Будь я помоложе, когда еще идеализм изо всех мест сверкал, потащил бы всех в отделение. Именно так я и действовал. Вот только по итогу за хулиганку дают десять-пятнадцать суток, а отпускают и вовсе дней через пять-семь, так как мест не хватает.

— Не-не, я без претензий. Друганы это мои. Поругались, с кем не бывает? А деньги… да хер знает, может баба моя стащила, она все шубу просила. Шубу, блядь! Все не согреется никак! Ну я это, пойду, начальник?

— Ну иди. Только к «друганам» приходить не советую. Я — хороший знакомый их старшей дочери, которая свою мать любит. И если от тебя будут проблемы — найду. Сказать, что сделаю, когда найду?

— Понял. Никаких претензий, — мужик отступил, развернулся, и пошел по коридору к выходу.

А я вернулся в комнату. Видимо, долго бушевали — матрасы валяются на полу, всё раскурочено, зеркало, прибитое к шкафу разбито. Но комната, на удивление, не самая ужасная из тех, которые я видел. Да, обои хреновые, и наклеены во много слоев. Мебель старая, а окна… твою мать, они не пластиковые, а деревянные. Раритет, покрытый белой, облупившейся краской. Такое чувство, что их годах в восьмидесятых в последний раз красили.

Но здесь чисто. Хоть и бардак, но нет пыли, паутины в углах. Нет пепельниц, и залежей бутылок. И это, думаю, заслуга Любы, а не этих двоих, которые кровь локтями утирают. Как Люба здесь жила? С ними в одной комнате? И… черт, еще и мелкая девчонка с ними была все это время!

— Вы кто? — прохрипела женщина.

— Друг вашей дочери.

— Хахаль Любкин? Вот шалава, — окрысился пьянчуга-отчим.

От обоих пахнет выпивкой. Видимо, бухали, а потом начались разборки из-за денег.

— Хахаль, да. За вещами пришел. Любу я забираю, и Диану тоже.

— Диану? — всполошилась мать, и даже начала с пола подниматься.