Ты меня предал

Ясмине было за сорок, и здоровенный малыш почти в два раза больше моей Анюты был её пятым ребёнком. У него, несмотря на вес и рост, тоже была врождённая пневмония. Яся здорово помогала мне поначалу, когда я только перебралась в детское отделение, особенно с пеленанием. Крошечную Аню, ещё и с катетером в голове, мне было страшно пеленать, и первое время я просила об этом Ясмину. А потом Павел купил удобные конверты на молнии и кнопочках, и проблема отпала сама собой.

Пару дней назад, когда Павел приезжал с очередной передачей — причём в семь утра, так как делал он это перед работой, — Ясмина восхитилась, сказав:

— Какой у тебя заботливый муж-то, Дина! Моего хрен заставишь сюда в такую рань тащиться. Мне, вон, подгузники брат привозил, еду мама, а муж только в трубку вздыхает. Работаю, говорит, много. А я, можно подумать, здесь на курорте!

И это был не первый раз, когда Пашу хвалили. Я уже много всего про него успела наслушаться, пока лежала и на сохранении, и в роддоме. Он приезжал с передачами почти каждый день, даже если я ничего не просила, привозил какие-нибудь нужные вещи или вкусняшки. Приходилось делиться — сама я столько в жизни бы не слопала.

— Да он мне не муж… — вздохнула вдруг, сама от себя не ожидая, и у Яси вытянулось лицо.

— Как это? А что же он тогда туда-сюда круги наматывает, как золотая рыбка на посылках у владычицы морской? А! Или ты имеешь в виду — гражданский муж?!

— Нет… — вздохнула я и рассказала вкратце обо всём, что с нами произошло — и три года назад, и сейчас.

Яся слушала молча, и когда я закончила свой рассказ, она явно хотела прокомментировать, даже рот открыла, но тут в бокс вошла процедурная медсестра с тележкой, и мы замолчали. Потом было ещё что-то, потом ещё… и к разговору мы в итоге так и не вернулись.

Но сейчас нам, кажется, удастся всё-таки его закончить.

— Да ничего, в общем-то. Просто написал, что любит нас обеих.

— О как, — Яся улыбнулась, и так по-доброму, чуть снисходительно — как будто я была ребёнком, а она — мудрой взрослой. — А ты в этом сомневалась?

Я покачала головой.

— А чего тогда загруженная такая?

— Просто не уверена, что смогу быть с ним, если он всё расскажет. Вот сижу и думаю… — Я поморщилась и призналась в самом сокровенном и стыдном: — А может, пусть и не рассказывает, а? Типа не было ничего. Приснилось.

— Нет, Дин, — хмыкнула Ясмина. — Это так не работает. Ты всё равно будешь постоянно мысленно возвращаться туда и задавать каверзные вопросы. Лучше выслушай его, как домой вернёшься, и тогда уж решай — можешь ты простить или не можешь.

— Да, так и сделаю, конечно. Я только говорю, но сама понимаю — не смогу в неведении.

— Вот-вот, — кивнула Яся. — А теперь, знаешь… послушай-ка меня пока. Я эти дни всё думала о твоём рассказе, обо всей этой вашей ситуации… Честно говоря, в моей жизни такого не было, хотя не знаю, может, у мужа и был какой-то левак, но я о нём не в курсе и повода подозревать нет. Однако всегда, когда кто-то рассказывает об изменах, думаю — ну хорошо, вот женщина типа простит и примет своего мужика обратно. А он-то сам? Если случится зеркальная ситуация — он-то сможет сделать то же самое? И мне кажется, прощение и принятие имеет смысл, когда ты знаешь, что твой муж… как бы это объяснить… Вот и ты его простила, и он бы тебя простил за такую же ситуацию. А если ты вроде как обязана прощать, а мужик такой: «Ни фига, мне можно, тебе нельзя», то где тут, спрашивается, справедливость?

Я даже засмеялась, так забавно Яся морщила нос.

— Нет в нашей жизни справедливости.

— Вот-вот. Но к чему я это, Дин, понимаешь? Пашка-то твой принял тебя с чужим ребёнком, считает его своим. И думаю, он сделал бы то же самое, даже если бы ты была беременна не от донора, а просто от какого-то левого парня.

— Да, скорее всего… — протянула я, задумавшись. Нет, даже не скорее всего — точно, принял бы. Павлу изначально было неважно, от кого я беременна. Он как-то сразу начал воспринимать нас с Аней своими.

— В общем, ты его выслушай. И задай себе вопрос: а вот если бы ты накуролесила подобным образом, что пришлось бы бросать мужа и уходить к другому мужику, а потом захотела вернуться, он бы тебя простил?

Я улыбнулась, чувствуя себя так, будто Ясмина помыла мне с мылом глаза.

— Ясь, я могу ответить на этот вопрос сейчас, и не выслушивая Пашу. Он простил бы мне всё на свете. Просто не считал бы ни в чём виноватой. Нашёл бы оправдание, он всегда так делал. Я для него всю жизнь была идеалом, какой-то супервумен, у которой если и есть недостатки, то их без лупы не разглядишь.

— Ну, — Яся хмыкнула и развела руками, — тогда вот и ответ.

Павел