Ты его не знаешь

Звонить по тому номеру, что он мне дал, было еще рано. Я чертовски устала, но знала, что все равно не усну, а потому извлекла из тайника под кроватью Лилин дневник и отправилась на Хейз-Вэлли. Машину оставила на бульваре Октавиа и зашагала вниз по узкому переулку, мимо испещренных граффити слесарных мастерских, мимо черных кожаных корсетов, выставленных в витринах «Темного сада». Перед кофейной палаткой «Василек» выстроилась очередь. Частенько приходилось наблюдать, как наивные покупатели пытались заказать здесь «полукофеиновый двойной латте» или «ореховый капучино с соевыми сливками», а в ответ получали изощренную отповедь продавщицы, которая недвусмысленно давала понять, что если кому требуется паршивое пойло вместо доброй чашки крепкого кофе, то пусть катится в «Старбакс». Я и сама невысокого мнения о подобных фокусах. Разбавить «арабику» соевым молоком, приправить каким-нибудь сиропом? Да ни за что на свете!

Присесть в «Васильке» негде, можно лишь поставить стаканчик на небольшой, примостившийся на тротуаре прилавок, но это странным образом добавляло прелести заведению. Я с наслаждением вдохнула густой аромат йеменского «санаани», ощутив нотки абрикоса, табака, вина и пряностей. Первый глоток кофе поутру — самый-самый! Кровь ударяет в голову, туман в мозгах проясняется. Я отключилась от окружающего мира и открыла Лилин дневник с твердым намерением уж теперь разобраться, что к чему.

Прошлый раз я остановилась на странице, где Лила записала континуум-гипотезу. Любое бесконечное подмножество континуума является либо счетным, либо континуальным.

Далее следовали исторические выкладки по теме. На память пришел один наш с Лилой разговор у нее в спальне глубокой ночью, родители уже спали. Когда это было? За несколько недель до ее смерти, за несколько месяцев? Забыла. Но суть разговора помню.

Примечательность континуум-гипотезы в том, что ею открывается знаменитый список двадцати трех нерешенных задач, составленный Дэвидом Гильбертом[42] в 1900 году. В начале шестидесятых кто-то доказал, что определить истинность или ложность континуум-гипотезы невозможно. Однако у знаменитого математика Пола Эрдёша на этот счет имелась собственная точка зрения. По его мысли, если существует бесконечный разум, превосходящий возможности человеческого ума, то ему и решать — истинна эта гипотеза или ложна.

— В общем, или род людской хорошенько поумнеет, — вздохнула Лила, — или мы так и вымрем, не решив этой задачи.

— А если и гипотеза Гольдбаха такая же хитрая штуковина? — допытывалась я. — Ты тридцать лет будешь искать доказательство, а потом выяснится, что доказательства вообще не существует?

— Но я, по крайней мере, буду знать, что пыталась, — отвечала Лила. — И буду уверена, что сделала все возможное, что не сдалась.

После встречи с Мак-Коннелом я каждый день чувствовала, что тычусь носом в границы собственных знаний, в бедность своего воображения. Если бы все было ровно наоборот — меня, а не сестру нашли в лесу, — уж Лила не приняла бы на веру историю из какой-то книжки. Она бы изучила все факты и не спеша, методично сложила в одно целое. И можно не сомневаться — не сдалась бы, пока не докопалась до истины. И уж само собой, не ухлопала бы двадцать лет на ожидания, прежде чем приняться за поиски.

В восемь часов я вытащила из кошелька листок бумаги и набрала номер. Уже на втором гудке ответил женский голос.

— Доброе утро, — поздоровалась я. — Это телефон мистера Джеймса Уилера?

— Я Делия Уилер. Вы по поводу счета?

— Нет.

В трубке послышался приглушенный собачий лай.

— Точно? Потому что если кто и называл его Джеймсом, так это его мать, упокой. Господи, ее душу.

— Честное слово, меня не интересуют ваши счета.

— Тогда… Да, это номер Джимми. А вы кто?

— Вы меня не знаете, но много лет назад наши пути пересекались. Я сестра Лилы Эндерлин.

— Чья сестра?

— Лилы Эндерлин.

Она помолчала. Собака теперь сопела совсем рядом.

— Мы ничего не знаем, — неожиданно буркнула Делия.

— Мне нужно задать мистеру Уилеру несколько вопросов, только и всего.

— Тридцать лет назад полиция уже задавала ему вопросы, — проворчала она. — И он на каждый ответил.

— Двадцать, — поправила я.

— Что?

— Лила умерла двадцать лет назад.

Снова пауза.

— А я бы поклялась, что это было в 1979-м. Боже правый, если и у меня крыша поехала, плохи наши дела.

— Вы по-прежнему живете на Мултри? — поинтересовалась я.

— Точно.

— Я могу заехать, когда вам будет удобно.

Я ждала, что сейчас меня пошлют куда подальше, и приготовилась слезно умолять о встрече, но, к моему удивлению, она пробормотала:

— Да чего уж, мы всегда дома. Джимми давно не выходит, а я не люблю бросать его одного.

— Спасибо большое. Я буду у вас через час.

Уилеры жили в одноэтажном домике под коричневой черепичной крышей, с желтыми оконными рамами и желтой дверью, которая выходила чуть ли не на самый тротуар. Улица была забита машинами, так что пришлось покружить, пока отыскалось свободное местечко.