Подошел к воротам собственного дома. Лбом уперся в железо и застыл на месте. Внимания не обращал на ошарашенную охрану, которая наверняка не ожидала меня сейчас здесь увидеть. А ребята все те же работали. Узнали меня. А я даже слова произнести не мог. Возвращаться в дом, где мы с Юлькой, хоть и недолго, но были счастливы, оказалось крайне сложно. Я боялся открыть калитку. Боялся, потому что знал, Юльки за ней нет. Единственное меня радовало, что там есть сын, и он еще не знает, что мы сегодня увидимся.
Резко ударил кулаком по калитке, стуком поднимая лай собак.
Зажмурился, и нажал на ручку. Калитка поддалась, открывая вид на двор. Все так же, как и три года назад. Только детские игрушки по двору разбросаны, да песочница оборудована иначе.
Сын… как сильно я перед тобой виноват.
Сделав глубокий вдох, выдохнул и решительным шагом направился в дом. Ужасно хотел видеть Гордея. Все эти годы скучал по нему, дурел от того, что не могу обнять своего малыша. Ему шесть, и он должно быть здорово изменился. По видеосвязи созваниваться у меня не было возможности, а по телефону… я говорил с ним, причем часто, но увы, сын так и не заговорил. Он все эти годы молчит. А виноват в этом… Гриньковский. За что и поплатится.
Дяде повезло, что он гнида сдох уже. Иначе я бы и его с удовольствием привязал к машине и прокатил по пустырю. Уверен, ему бы понравилось. Но придется одному Витьку за всех отдуваться. Он ответ и за моего сына, и за Юльку, и за Викторию. Ведь именно от стресса теща сидит в инвалидной коляске. И это я не оставлю без внимания.
Открыл дверь и застыл. Напротив, как раз в конце прихожей стоял Гордей. Он смотрел на меня ошарашенным взглядом и кажется даже не дышал.
Я отбросил сумку, и медленно пошел к нему. Боялся, что спугну, боялся, что не смогу обнять сына. Боялся обидеть его чем-то. Я понятия не имел, как он отреагирует на мое присутствие, и какой он вообще стал. Знать со слов сестры, и видеть лично — все же разные вещи.
Остановился около Гордея, и неотрывно смотря в его карие глаза, опустился на колени.
— Здравствуй, Гордей.
Чего я не ожидал, так это объятий. Поверить не мог, что сын сам бросился ко мне, буквально прилип, обнимая за шею. Я обхватил его тело руками и носом уткнулся в макушку. Моя кровь. Мой мальчик. Мой сын. Частичка моей Юльки.
Я не знаю сколько мы так простояли в обнимку, чувствовал, что по щеке катилась слеза, и радовался, что мой ребенок со мной. Теперь я всегда буду рядом с ним. По-другому больше не могу. Я ему теперь и за отца, и за мать. Я воспитаю из Гордея настоящего мужчину, настоящего человека, которым бы гордилась мама. А Юлька будет гордиться им, я уверен. Она все видит с неба.
— Захар? Захар, ты вернулся!
К нам подлетела Мари, и рухнув рядом крепко нас обняла.
— Привет, систер. Вернулся я.
— Захар, скажи правду, ты не сбежал?
— Нет, — я рассмеялся, и подхватив Гордея на руки, поднялся на ноги. Свободной рукой помог подняться сестре, — не сбежал. Похлопотали, да и за хорошее поведение срок сократили.
Поцеловал сына, неотрывно рассматривая его. Не мог налюбоваться. Такой взрослый стал, красивый наш мальчик. Я сделаю все, чтобы он вырос хорошим человеком, и главное, чтобы был счастлив!
— Захар, как же я рада.
— Я тоже, Мари, я тоже очень рад.
— Гордейка, а ты рад? Малыш?
Но Гордей в ответ ничего не сказал, только снова обнял меня крепко, выражая свои чувства.
— Сынок, я теперь всегда буду рядом. Я же обещал, помнишь? Сейчас одно дело завершу, и мы уедем. Хочешь?
Малыш кивнул, а я улыбнулся ему в ответ.
— Уедем с тобой подальше, к морю. Да? Хочешь жить там, где море?
Он пожал плечами и снова обнял меня.
— Гордеюшке все равно где, главное, чтобы ты был рядом, — произнесла Мари, а я правой рукой прижал ее к себе.
— Буду, всегда буду.
Мы долго еще обнимались в гостиной. Я потерял счет времени, пока не понял, что ребенок уснул на моем плече. Рука затекла, пока мы сидели на диване, и Гордей прижимался ко мне. Он держался обеими руками словно боялся, что я снова исчезну. И я давал ему время привыкнуть ко мне, давал понять, что я рядом, и никуда не собираюсь уходить. А спустя время понял, что малыш полностью расслабился и засопел.
— Отнесешь в кроватку?
— Нет, — покачал головой, — я отнесу его в нашу с Юлькой кровать.
— Конечно. Там всегда чисто.
Кивнул и медленно пошел к лестнице, но у первой ступеньки обернулся.
— Спасибо тебе, Мари. За все.
И поднялся на второй этаж. Тихо открыл двери, отбросил покрывало с кровати и уложил сына с той стороны, где любила спать Юлька.
И вот тут меня накрыло. Адской болью душу пронзило. Хотелось заорать, чтобы хоть немного выплеснуть боль, хотелось что-то разбить, разорвать, сломать, но я держался. Ради сына, ради всех родных. Только бы не напугать их, не предать, не обмануть.
Бросил взгляд на фото жены, и прикрыв глаза крепко сжал челюсть.
Говорят, мужчины не плачут?
Полная херня это. Не плачет тот, кто не чувствует ничего.
Позже взял себя в руки.
Сейчас не время сопли наматывать на кулак. Мне нужно встретиться с Шахом и Гришей.