– Ах это вы-ы, – насмешливо протянула женщина. – Ну, вот что, Лё-ля: Дмитрий просил передать вам – вам персонально, – чтобы вы этот номер забыли. Понятно? За-бы-ли! И никогда не звоните ему сюда больше, никогда!
Через некоторое время до Лёлиного сознания дошел какой-то истерический писк. Похоже было, что она сжимает в руках живое существо, пытаясь открутить ему голову, а существо отчаянно стонет.
Глянула вниз. Да это в трубке пищат короткие гудки, трубку-то она так и не положила!
Лёля прерывисто вздохнула, нажала на рычаг и, дождавшись нормального гудка, набрала номер. Но не тот, по которому только что звонила.
– «Радуга-Поиск», – раздалось после долгого ожидания.
– Для абонента 2929, – сказала Лёля, с трудом шевеля губами.
– Громче, вас не слышно! – послышалось раздраженное.
Ах громче?!
– Для абонента 2929! – прокричала Лёля и отчеканила: – Забудь мой телефон! Лёля!
И бросила трубку, не дожидаясь, пока телефонистка переспросит, как ее зовут.
Лёля вошла в комнату, бездумно глядя на трепет свечных огонечков. Маслянисто поблескивал майонез на салатах. Включила люстру и задула свечи. Дым показался слишком едким, каким-то химическим. И от салатов, оказывается, исходил острый рыбный запах.
Она судорожно сглотнула. Вдруг вспомнила, как варила кальмаров, какими они сначала были мерзко-скользкими, а потом, покипев три минуты (не больше, не то будут жесткими!), побелели и сделались похожими на обезглавленных белых мышей…
Лёля прижала ладонь к губам, едва удержав отвратительную массу, вдруг взметнувшуюся из желудка. Ринулась в туалет, еле-еле успела. Ее рвало отчаянно, страшно, текло даже из носа, Лёля задыхалась, обливалась слезами. Едва успевала высморкаться, глотнуть воздуху – и снова захлебывалась рвотой.
Через какое-то время, показавшееся нескончаемо длинным, смогла разжать руки, вцепившиеся в унитаз, и побрела в ванную, хватаясь за стены. Из зеркала на нее взглянуло незнакомое, землисто-зеленоватое, отекшее лицо, испещренное красными крапинками порвавшихся кровеносных сосудиков, с опухшими, красными глазами.
О господи!.. Не тот ли это астральный антипод, которого ей так и не удалось разглядеть в Светином зеркале?
Лёля устало отвернулась и начала раздеваться. Бирюзовая блузка была вся в пятнах. Кое-как простирнув ее под краном и забросив на веревку, Лёля вползла в ванну. Одной рукой направляла на себя душ, другой чистила зубы. Но даже «Аквафреш» не мог уничтожить привкус желчи во рту, а тугие горячие струи оказались не в силах вымыть из головы мысли, от которых Лёлю било, будто током.
Наконец она закрутила краны, вытерлась. Но стоило войти в комнату и ощутить теплый рыбный дух, как спазмы вновь стиснули желудок. Сглатывая отвратительную слюну, стараясь не дышать, Лёля ринулась к столу, схватила обе вазы с салатами и опустошила их в унитаз. Вымыла посуду, но запах не исчезал.
Лёля открыла все окна, вынесла ведро с кальмаровыми внутренностями в мусоропровод – и здесь ее настиг новый приступ рвоты.
Лёля не помнила, как вернулась в квартиру, как прошла ночь. Сохранились в голове какие-то обрывки: она тупо убирает со стола, снова и снова склоняется над унитазом, корчится на полу от резей в пустом желудке, перегибается через балконные перила, подставляя лицо под дождь в надежде, что хоть это даст ей облегчение… Да нет, пожалуй, она должна была благодарить свои страдания, потому что они не оставляли сил думать. Все, что она могла теперь сделать с собой и своей жизнью, – это дождаться утра, поехать прямо к восьми, к началу приема, в женскую консультацию и взять у докторши с фиолетовыми волосами направление на аборт. Что характерно, та не сказала ни слова против, а пожилой медсестры не было в кабинете.
Ну и слава богу!
Дмитрий. Май, 1999
Дмитрий вскинулся, ошалело зашарил по бедру. Потом, спохватившись, нашарил джинсы, висевшие рядом с диваном, на стуле. Пейджер зуммерил как-то особенно громко, бесцеремонно взрывая сонную, уютную тишину.
Нет, Степашка Разумихин спокойно сопит на своей раскладушке, и в другой комнате, где спят Юра, его жена и малышка, тоже тихо. Телефон молчит. Значит, не тревога, иначе Юре позвонили бы первому. Но ведь уже за полночь, кого это разбирает в такую пору?
Дмитрий попытался вспомнить, есть ли над диваном бра, но не смог. Ладно, хватит испытывать крепость Степашкиного сна. Он бесшумно поднялся и босиком, в одних трусах прокрался из комнаты, сжимая в одной руке пейджер, а другую выставив, чтобы не врубиться в темноте в какую-нибудь мебель. Ощупью добрался до кухни, включил свет.